— Извините за беспорядок! Я сегодня обедаю в гостях!
И, повернувшись на каблуках, она чуть было не раздавила одну из собачонок. Фредерик нашел, что они очаровательны. Она взяла их на руки, поднесла к его лицу их черные мордочки и сказала:
— Ну, улыбнитесь и поцелуйте этого господина!
В комнату вдруг вошел какой-то человек в засаленном пальто с меховым воротником.
— Феликс, милейший, — сказала она, — в воскресенье все будет улажено, непременно.
Вошедший стал ее причесывать. Он сообщал ей новости о ее приятельницах: г-же де Рошегюн, г-же де Сен-Флорентен, г-же Ломбар, все об аристократических дамах, совсем как в доме Дамбрёзов. Потом он заговорил о театрах; нынче вечером в «Амбигю» исключительный спектакль:
— Вы поедете?
— Да нет! Посижу дома!
Появилась Дельфина. Розанетта стала бранить ее за то, что она отлучилась без позволения. Та божилась, что «ходила на рынок».
— Ну тогда принесите мне расходную тетрадь. Вы разрешите?
Вполголоса читая записи, Розанетта делала замечания по поводу каждого расхода. Итог был неверный.
— Верните четыре су сдачи.
Дельфина отдала, и Розанетта ее отпустила.
— Ах, пресвятая дева! Что за мука с этим народом!
Фредерик был неприятно поражен ее брюзжанием. Оно слишком напоминало ему только что слышанное и устанавливало между обоими домами обидное равенство.
Дельфина вновь вошла и, подойдя к Капитанше, что-то шепнула ей на ухо.
— Ну нет! Не желаю!
Дельфина еще раз вернулась:
— Барыня, она не слушает.
— Ах, как это невыносимо! Гони ее прочь!
В этот самый миг дверь толкнула старая дама в черном. Фредерик ничего не расслышал, ничего не разглядел. Розанетта ринулась в спальню ей навстречу.
Когда она вернулась, щеки у нее горели, и она молча села в кресло. Слеза скатилась у нее по щеке; потом она обернулась к молодому человеку и тихо спросила:
— Как ваше имя?
— Фредерик.
— А, Фредерико! Вам не будет неприятно, что я вас так называю?
И она ласково, почти влюбленно взглянула на него. Но вот она вскрикнула от радости: к ней вошла м-ль Ватназ.
У этой артистической особы совершенно не было ни минуты времени: ровно в шесть часов ей надо возглавить свой табль-д'от, и она задыхалась изнемогая. Первым делом она вынула из сумочки часовую цепочку и листок бумаги, потом разные вещи, покупки.
— К твоему сведению: на улице Жубер продаются шведские перчатки, по тридцать шесть су пара — роскошь! Твой красильщик просит подождать еще неделю. Насчет гипюра я сказала, что зайду потом. Бюньо получил задаток. Вот и все как будто? Итого ты мне должна сто восемьдесят пять франков.
Розанетта достала из ящика десять наполеондоров. У них у обеих не оказалось мелочи, Фредерик предложил свою…
— Я вам отдам, — сказала Ватназ, засовывая в сумочку пятнадцать франков. — Но вы гадкий! Я вас разлюбила: вы в тот вечер ни разу не танцевали со мной. Ах, моя милая, на набережной Вольтера я видела в одной лавке рамку из чучел колибри — прямо прелесть! На твоем месте я бы ее купила. Вот взгляни, как тебе это нравится?
И она показала отрез старинного розового шелка, который купила в Тампле на средневековый камзол Дельмару.
— Он был у тебя сегодня, правда?
— Нет.
— Странно!
И минуту спустя:
— Ты где сегодня вечером?
— У Альфонсины, — сказала Розанетта. Это был уже третий вариант — как она собирается провести вечер.
М-ль Ватназ опять спросила:
— Ну а насчет старика с Горы что нового?
Но Капитанша, быстро подмигнув ей, заставила ее замолчать, затем проводила Фредерика до передней, чтобы спросить, скоро ли он увидит Арну.
— Пусть он придет, попросите его; конечно, не при супруге.
На площадке у стены стоял зонтик и рядом пара калош.
— Калоши Ватназ, — сказала Розанетта. — Какова ножка а? Здоровенная у меня подружка?
И мелодраматическим тоном раскатисто произнесла:
— Ей не доверррять!
Фредерик, которому это признание придало смелости, хотел поцеловать ее в шею. Она холодно сказала:
— Ах, пожалуйста! Ведь это ничего не стоит!
Он вышел от нее легкомысленно настроенный и не сомневался, что Капитанша скоро будет его любовницей. Это желание пробудило в нем другое, и, хотя он и был несколько сердит на г-жу Арну, ему захотелось ее увидеть.
К тому же он должен был зайти к ним по поручению Розанетты.
«Но сейчас, — подумал он (било шесть часов), — сам Арну, наверно, дома».
И он отложил визит до следующего дня.
Она сидела в той же позе, что и в первый раз, и шила детскую рубашку. Мальчик играл у ее ног с деревянными животными; Марта поодаль писала.
Он начал с того, что похвалил ее детей. В ее ответе не было и следа глупого материнского тщеславия.
Комната являла вид мирный и спокойный. Солнце ярко светило в окна, углы мебели блестели, а так как г-жа Арну сидела у окна, широкий солнечный луч, падая ей в затылок, на завитки волос, как бы жидким золотом пронизывал ее нежную смуглую кожу. И он сказал:
— Как выросла молодая особа за три года! Помните, мадмуазель, как вы спали у меня на коленях в коляске?
Марта не помнила.
— Это было вечером, мы ехали из Сен-Клу.
Г-жа Арну бросила взгляд, исполненный странной печали. Не запрещала ли она ему всякий намек на их общее воспоминание?
Ее прекрасные черные глаза с блестящими белками медленно двигались под веками, немного тяжелыми, и в глубине ее зрачков таилась беспредельная доброта. Им опять овладела любовь еще более сильная, чем прежде, необъятная; созерцая, он погружался в оцепенение; но он стряхнул его с себя. Как же поднять себя в ее глазах? Каким способом? И, хорошенько подумав, Фредерик не нашел ничего лучшего, как заговорить о деньгах. Он завел речь о погоде, которая здесь не такая холодная, как в Гавре.
— Вы бывали там?
— Да, по делам… семейным… о наследстве.
— А! Очень рада за вас, — сказала она с выражением такого искреннего удовольствия, что он был тронут, словно ему оказали большую услугу.
Потом она спросила, что он намерен делать, — ведь мужчина должен чем-нибудь заниматься. Он вспомнил о своем вымысле и сказал, что рассчитывал попасть в Государственный совет благодаря г-ну Дамбрёзу, депутату.
— Вы, может быть, знаете его?
— Только по фамилии.
