— Лешага, — за его спиной вздохнул Марат, — я не хотел, чтоб так получилось, извини. Зря я уговорил тебя принять лейтенанта в наш отряд! Я думал, он поможет.
— Он и помог. Вчера. — Бывший страж приоткрыл дверь.
— Что, песий сын, под лавкой застрял?! — вновь раздался голос Усача. — Ну, хоть потявкай оттуда!
Черный бросился к хозяину и угрожающе зарычал. На улице захохотали.
— Учитель, а может, им этого выдать? — в спину Лехи предложил чешуйчатый. — Это же он все натворил!
Не слушая его, Лешага распахнул дверь.
Глава 2
Эту часть Трактира уже и не припомнить, кто окрестил Лысыми Камнями из-за трех выпирающих из земли округлых глыб у самого обреза берега. Правда, один старый поисковик, доживавший век в этом заповедном краю, клялся, что это вовсе не валуны, и под ними абсолютно точно есть тайные ходы. Но копать Трактирщик запрещал, а никто из тех, кто строил в этих местах хижины, ни на какие такие ходы не натыкался. По крайней мере, не рассказывал об этом.
Дом, занятый Лешагой, его женщиной и чешуйчатым драконидом, жался вплотную к самому дальнему камню, так что тот служил одной из стен жилища. Сейчас возле него, размахивая обнаженным кинжалом, бушевал Рустам — один из опытнейших мастеров своего дела. Всякому было известно, что Рустам с Макхалом уже двенадцать лет сопровождают караваны, и не откуда-нибудь, а от самого острова Чеч, где убить могут и за пустую жестянку, да что там, просто за косой взгляд. Вернее, сопровождали.
Рядом с ним, ближе к двери, высился и ширился Усач. Никто в Трактире, за исключением, пожалуй, Бурого, не мог сравниться с ним, когда дело доходило до того, чтоб померяться силой рук. Правда, если этим забава не ограничивалась и стражам приходила в голову блажь помахать кулаками, с Лешагой ему было не тягаться. Уж скорее он смог бы выбить дух из собственной тени. Но не таков был Усач, чтобы мириться с поражением.
Сегодня всем было не до забав.
— Ты бы выполз, поскребыш гадючий! — победно оглядываясь на своих бойцов, оскалился верзила, указывая на Леху обрезом двуствольного ружья.
Ученик Старого Бирюка знал эту манеру: вечный задира постоянно таскал с собой оружие, заряженное мелко нарубленными гвоздями. Автомат — штука хорошая, но вблизи его пуля насквозь прошивает врага и летит себе дальше. А если брать калибром поменьше, и вовсе, поди отгадай, от какой ветки, от какого куста пуля уйдет в сторону. А из этой штуковины, если в упор, да из обоих стволов пальнуть — только держись! Врага едва ли не в клочья рвет. Вот и сейчас Усач тряс двустволкой перед самым носом у Лехи, не убирая пальцы со спусковых крючков.
— Ты что же, дерьмо шакалье, возомнил?! Да я ж тебя!..
Лешага медленно отвел в сторону прыгающие у его лица стволы.
— Погоди.
— Чего годить-то, чего?! — не унимался тот. — Твой хорек моего парня за сучий чих положил! А я годить буду?!
— Патроны — не сучий чих, сам знаешь. Сказано было — не брать. Он взял.
— Ты это сейчас кому говоришь? Это ты мне говоришь?! — Усач зашипел, угрожающе вращая глазами, почти упирая обрез в грудь собеседника.
Черный зарычал и припал на задние лапы, готовясь к прыжку.
— Зачем такое сказал?! — вмешался Рустам. — Если мой человек что-то взял — отдай его мне. Раз он мой — с меня и спрос. Твой нукер моего напарника под пули поставил! Слышишь меня, Лешага? Я тебе громко сказал: под пули! Он их больше на него потратил, чем Макхал взял! И какая в том беда, что взял?! Он свои вчера расстрелял! Сам знаешь, в бою был. А эти — не у тебя утянул и не у щенка твоего — Нуралиева. Все честно — с трупа снял. С врага. Совсем мало взял, какая в том беда?! — старейший из стражей чуть не плакал от горя и обиды.
Леха хотел было сказать, что до недавнего времени лейтенант жил совсем по иному закону, но удержался. Как бы прежде тот ни жил, сейчас он числился его человеком, а значит, и отвечать ему. Да и что проку от слов? Мертвых не вернуть.
— Рустам, твое горе — мое горе. Мне с Макхалом нечего делить было. Мы с ним на Гиблые топи ходили, сам помнишь. Но и ты пойми, раз уж лейтенант — мой человек, отдайте его мне. Сам буду судить.
— Отчего ж нет, суди. Я только глянуть хочу. Вот если б кто из моих, скажем, Бурого убил, и мне б судить пришлось, как бы оно было?! Я вот не знаю. Покажи мне, старому дураку.
У Лешаги заныло в груди при воспоминании о побратиме.
— Да кого ты слушаешь, Рустам?! Судить он будет! Из него судила, как из дерьма пуля! — бойцы за спиной Усача согласно загомонили. — Его б самого, того, судить не помешало. Чтоб уж по закону! А ну-ка, скажи людям, куда ты напарника дел?! А то ишь, придумал: «ищу я его». Потерялся немножко. Это Бурый-то потерялся?! Тут люди поговаривают, что ты его у Старой Переправы волкоглавым сдал, чтобы свою подлючую головенку сберечь! Или скажешь, не так дело было?
Леха скрипнул зубами:
— Не так.
— Ври больше! Пошли вдвоем, мне о том верно сказывали. Пришел ты один. Трупа нет, и ты юлишь, как тот кот задницей по песку: ищу, мол. Все вы одной породы, что ты, что выкормыш твой!
— Э, зачем такое говоришь? — вмешался Рустам.
— Что хочу, то и говорю, ты мне рот не затыкай. Вон небось бабу не поделили! — огрызнулся гигант. — Вот он на засаду побратима и навел. А там, что был, что не был — кто поймет?! Я давно говорил: скурвился ты, Лешага. Кончать тебя пора.
— Коли пора, то и попробуй, — хмуро отрезал ученик Старого Бирюка. — Дикое Поле — широкое, место всегда найдется.
— Я-то попробую, это уж не сомневайся. Да только ж ты небось из Трактира больше ни ногой. Хвост-то небось поджал! — все распалялся громадный страж.
— Хвоста у меня нет, а стало быть, и поджимать нечего.
— Что, нешто еще не отрастил?! Ты ж у нас теперь вожак стаи, так, поди, скоро гавкать начнешь.
Лешага чуть прикрыл глаза, понимая, что взбешенный Усач вытаскивает его на бой до смерти. Схватки он не боялся, но прибавлять к сегодняшним трупам еще один — глупее, пожалуй, и придумать нельзя. Да и с чего бы вдруг? Не так уж много хороших стражей, охраняющих нити-караваны в Диком Поле. А Усач, хоть и шальная голова, а вовсе не из худших. Да и то, вчера, не подоспей он со своими людьми, как бы еще дело обернулось?
— Мы в Трактире, — напомнил Леха. — Коли что не так, ступай к Трактирщику, да все ему перескажи. Ежели позовут — я приду. О чем спросят — ничего не утаю. Сам знаешь, каков порядок.
— Я-то знаю, — сплюнул ему под ноги верзила. — Как не знать. А ты вот, песий сын, в конуру забился. Хорошо в ней, тепло, вольготно, и баба, вон, при тебе. Твое счастье, что в Трактире людей убивать нельзя. — Он вдруг замер, и стволы его обреза резко пошли вниз. — Людей нельзя, а вот пса…
Точно сжатая пружина выпрямилась внутри Лешаги. Он качнулся, уходя с линии выстрела, захватывая левой рукой стволы. Полмгновения, и они резко пошли вверх, оборачиваясь в сторону Усача. В этот миг, выпусти гигант оружие, все бы обошлось. Но не таков был этот, точно вытесанный из глыбы гранита, задира. Пятерня его только крепче сжалась на рукояти и указательный палец будто впился в спусковые крючки, все глубже вдавливая их, до самого упора.