— Это вы умрете, если не оживите его, — с глухой яростью отчеканил Аббес Гарсиа. — Сделайте ему переливание крови, все что угодно, но он должен прийти в себя. И говорить. Оживите его, не то я всажу в вас весь свинец, что есть в этом револьвере.
Раз они так говорят, значит, он не умер. Нашли наконец Пупо Романа? Показали ему труп Козла? Если бы революция началась, ни Аббес Гарсиа, ни Феликс Эрмида, ни Фигероа Каррион не стояли бы сейчас у его кровати. Они были бы арестованными или покойниками, и братья, и племянники Трухильо — тоже. Он попробовал попросить их объяснить ему, почему они не арестованы и не покойники, но ничего не получилось. В желудке больше не болело, горели веки и рот от ожогов. Ему сделали укол, дали понюхать ватку, которая пахла ментолом, как сигареты «Салем». Он увидел пузырек с сывороткой рядом, у кровати. Он их слышал, а они считали, что не слышал.
— Правда ли это? — Фигероа Каррион казался больше испуганным, чем удивленным. — Военный министр замешан в такое? Невозможно, Джонни.
— Удивительно, нелепо, необъяснимо, — поправил его Аббес Гарсиа. — Но не невозможно.
— Почему, зачем? — распалялся генерал Феликс Эрмида. — Какая ему от этого выгода? Он обязан Хозяину всем, что имеет. Этот болван называет нам имена, чтобы запутать.
Педро Ливио дернулся, пытаясь подняться, чтобы они знали: он не потерял сознания и не умер, и все, что сказал им, — правда.
— А ты, Феликс, не думаешь, что Хозяин разыграл комедию, чтобы проверить, кто ему верен, а кто — нет? -сказал Фигероа Каррион.
— Уже — нет, — огорченно признался генерал Эрмида. — Если эти сукины дети на самом деле его убили, тут такое начнется.
Полковник Аббес Гарсиа ударил себя по лбу:
— Теперь понимаю, зачем Роман звал меня в Центральные казармы. Ну, конечно, он замешан! Хотел заманить всех близких к Хозяину людей, чтобы запереть до начала переворота. Пойди я туда, был бы уже покойником.
— Просто не верится, коньо, — все повторял генерал Феликс Эрмида.
— Пошлите патрульные отряды СВОРы перекрыть мост Радомеса, — приказал Аббес Гарсиа. — Чтобы никто из правительства — и особенно родственники Трухильо — не переправились через реку Осама и не приблизились к крепости имени 18 Декабря.
— Военный министр, генерал Хосе Рене Роман, муж Мирейи Трухильо, — тупо повторял генерал Феликс Эрмида. — Ничего не понимаю, коньо.
— Считай, что это так, пока не выяснится, что он невиновен, — сказал Аббес Гарсиа. — И поскорее предупреди братьев Хозяина. Пусть соберутся в Национальном дворце. Про Пупо пока не говори. Скажи, что прошел слух о покушении. Давай! Ну, как этот? Могу допросить его?
— Он умирает, полковник, — сказал доктор Дамирон Рикарт. — Мой долг врача…
— Ваш долг — молчать, если не хотите попасть в соучастники.
— Педро Ливио снова увидел, совсем близко, лицо начальник СВОРы. «Я не умираю, — подумал он. — Доктор сказал ему неправду, чтобы он не гасил больше окурки о мое лицо».
— Генерал Роман приказал убить Хозяина? — Снова в нос и рот ударило вонючее дыхание полковника. — Так?
— Его ищут, чтобы показать ему труп, — услыхал он свой крик. — Он такой: верит только своим глазам. И еще — чемоданчик.
Силы стремительно убывали. Он испугался, подумав, что, может, в этот момент calies гасят сигареты о лицо Ольги. Несчастная, вот она, беда. Наверное, потеряет ребенка и проклянет тот день, когда вышла замуж за бывшего капитана Педро Ливио Седеньо.
— Какой чемоданчик? — спросил начальник СВОРы.
— Его, Трухильо, — ответил он быстро, четко выговаривая слова. — Весь в крови снаружи, а внутри — доллары и песо.
— С его инициалами? — продолжал полковник. — С буквами РЛТМ, металлическими?
Он не смог ответить, память подводила. Тони с Антонио нашли чемоданчик в автомобиле, открыли его и сказали, что в нем — битком доминиканские песо и американские доллары. Тысячи тысяч. Он заметил, что начальник СВОРы забеспокоился. Ах, сукин сын, значит, чемоданчик убедил тебя, что это — правда, что его на самом деле убили.
— Кто еще в заговоре? — спросил Аббес Гарсиа. — Назови имена. И тогда отправишься в операционную и из тебя вынут пули. Кто еще?
— Нашли Пупо? — спросил он возбужденно, торопясь. — Показали ему труп? И Балагеру — тоже?
У полковника Аббеса Гарсии еще раз отвалилась челюсть. Так и стоял: разинув рот от изумления и неожиданности. Педро Ливио смутно почувствовал, что по очкам он у них, пожалуй, выигрывает.
— Балагеру? — произнес он по складам, по буквам. -Президенту Республики?
— Он войдет в военно-гражданскую хунту, — объяснил Педро Ливио, изо всех сил сопротивляясь спазмам в желудке. — Я был против. Но они сказали, это нужно, чтобы успокоить ОАГ.
На этот раз ему не хватило времени отвернуться, чтобы вырвало не на постель. Что-то тепленькое, вязкое побежало по шее, запачкало грудь. Он видел, как с отвращением отпрянул начальник СВОРы. Его скрутило, по костям разлился холод. Говорить он уже не мог. Но лицо полковника, искаженное нетерпением, снова склонилось над ним. И глаза смотрели так, словно хотели вскрыть череп и выпотрошить всю правду.
— И Хоакин Балагер — тоже?
Он держал взгляд всего несколько секунд. И закрыл глаза, хотелось спать. Или умереть, все равно. Он слышал, как два или три раза тот спросил: «Балагер? И Балагер — тоже?» Он не ответил и не открыл глаза. Даже когда его передернула дикая, жгущая боль в правой мочке уха. Не закричал, не пошевелился. Вот так и помрешь ты, Педро Ливио, пепельницей начальника шпиков. Какое блядство. Козел мертв. Уснуть. Умереть. Из глубины колодца, в который падал, он услышал голос Аббеса Гарсии: «Такой святоша, конечно же, должен был снюхаться с сутанами, а те — с гринго». Потом наступила долгая тишина, лишь изредка шелестел шепот да робко просил доктор Дамирон Рикарт: если не оперировать, пациент умрет. «Да ведь я и хочу умереть», — думал Педро Ливио.
Кто— то пробежал, торопливые шаги, хлопнула дверь. Снова палата наполнилась людьми, и среди них -снова полковник Фигероа Каррион.
— Мы нашли зубной протез на шоссе, около «Шевроле», Его Превосходительства. Сейчас его изучает дантист доктор Фернандо Камино Сертеро. Я лично его разбудил. Через полчаса он даст заключение. На первый взгляд ему показалось, что это протез Хозяина.
Голос был похоронный. И молчание, в котором его слушали, — такое же.
— Больше ничего не нашли? — Аббес Гарсиа словно откусывал слова.
— Автоматический пистолет 45-го калибра, — сказал Фигероа Каррион. — Несколько часов уйдет на поиски регистрационной записи. В двухстах метрах от места покушения брошена машина. «Меркьюри».
Педро Ливио подумал, что правильно Сальвадор рассердился на Фифи Пасторису, когда тот бросил его «Меркьюри» на шоссе. Теперь они узнают, кто хозяин машины, и очень скоро calies будут гасить сигареты о лицо Турка.
