— Коль скоро произошло столь серьезное событие, мне, как президенту Республики, надлежит быть не в казарме, а в Национальном дворце. Я иду туда. Напоминаю, что совещание будет происходить в моем кабинете. Всего хорошего.
И, не дав времени возразить, повесил трубку.
Джонни Аббес Гарсиа выслушал его внимательно. Ну что ж, возможно, он придет на совещание, но после того, как получит показания от капитана Сакариаса де-ла-Круса, только что доставленного в госпиталь Марион в тяжелом состоянии. Один лишь Негр Трухильо, похоже, согласился без оговорок: «Немедленно выхожу». Он отметил, что уже не в состоянии контролировать происходящее. А когда через полчаса Негр не появился, генерал Хосе Рене Роман понял, что придуманный им на скорую руку план не имеет никаких шансов на успех. Ни один из троих в ловушку не попался. А сам он, действуя таким образом, начинал тонуть в зыбучих песках, выбраться из которых скоро он уже не сможет. Разве что, захватив военный самолет и заставив его лететь на Гаити, Тринидад, в Пуэрто-Рико, на французские Антильские острова, где его приняли бы с распростертыми объятиями.
С этого момента он впал в прострацию. Время утекало у него сквозь пальцы или вместо того, чтобы идти вперед, начинало крутиться на месте, и это его угнетало или приводило в бешенство. Из этого состояния он уже не выходил все четыре с половиной месяца оставшейся ему жизни, если, конечно, можно было назвать жизнью этот ад, этот кошмар. До 12 октября 1961 года он больше уже никогда не имел ясного представления о времени, в котором находился, но зато прикоснулся к таинственной вечности, ранее никогда его не интересовавшей. В проблески ясности, приключавшиеся, чтобы напомнить ему, что он еще жив и что это еще не кончилось, он терзал себя одним и тем же вопросом: почему, заведомо зная, что его ожидало это, он не действовал так, как должен был действовать? Этот вопрос мучил его больше, чем пытки, которые он переносил с большим мужеством, возможно, потому, что желал доказать самому себе, что вовсе не из трусости вел себя так нерешительно в ту нескончаемую ночь 31 мая 1961 года.
Неспособный совладать с собственными поступками, он стал отдавать противоречащие друг другу приказы и совершать ошибку за ошибкой. Приказал своему свояку, генералу Вирхилио Гарсии Трухильо, перевести из Сан-Исидро четыре танка и три роты пехоты в подкрепление крепости имени 18 Декабря. И тут же решил перебраться из крепости в Национальный дворец. Велел начальнику штаба войск молодому генералу Тунтину Санчесу докладывать ему о результатах поисков. И, прежде чем отбыть, позвонил в Викторию майору Америке Данте Минервино: категорически приказал ему тотчас же и в строжайшей тайне ликвидировать арестованных майора Сегундо Имберта Баррераса и Рафаэля Аугусто Санчеса Саулея, а трупы их уничтожить, поскольку боялся, что Антонио Имберт из ударной группы предупредил своего брата насчет его участия в заговоре. Америке Данте Минервино, привыкший к подобным заданиям, вопросов не задавал: «Приказ понял, мой генерал!» Затем он сбил с толку генерала Тунтина Санчеса, велев ему сообщить всем патрулям СВОРы, военно-воздушных и наземных войск, принимавшим участие в поисках, что лица, значащиеся в переданных им списках как «враги» и «недоброжелатели», должны быть уничтожены в случае малейшей попытки сопротивления при аресте. («Нам не нужны заключенные, из-за которых потом в мире начнется кампания против нашей страны».) Подчиненный не возражал. «Все ваши указания будут выполнены, мой генерал».
Когда он выходил из крепости, чтобы направиться во дворец, дежурный лейтенант сообщал, что автомобиль с двумя штатскими, один из которых сказался его братом Районом (Бибин), подъехал к входу и они желали его видеть. Но, следуя его распоряжению, лейтенант заставил их уехать. Он, ни слова не сказав, кивнул. Выходит, его брат тоже был в заговоре, а значит, и Бибин расплатится
за его сомнения и колебания. И, продолжая оставаться словно под гипнозом, он подумал, что эта его вялость и безволие, возможно, объясняются тем, что, хотя тело Хозяина и мертво, душа его, его дух или как там еще это называют, продолжает держать его в рабстве.
В Национальном дворце его встретили разброд и отчаяние. Собралась почти вся семья Трухильо. Петан, в сапогах для верховой езды и с автоматом через плечо, только что прибывший из своего владения в Бонао, расхаживал из угла в угол, точь-в-точь провинциал с карикатуры. Эктор (Негр), утонув в диванных подушках, все время тер руки, будто от холода. Мирейа и ее свекровь Марина утешали донью Марию, жену Хозяина, бледную, как мертвец, но огненно полыхавшую глазами. Прекрасная Анхелита плакала, ломая руки, а ее муж, полковник Хосе Леон Эстевес (Печито), в военной форме и с перевернутым лицом, пытался ее утешить. Он почувствовал, как все глаза впились в него: какие новости? Он обнимал их, одного за другим; город прочесывается, дом за домом, улица за улицей, и очень скоро… И тут обнаружил, что они знают гораздо больше, чем он, глава вооруженных сил. Попался один из заговорщиков, бывший военный Педро Ливио Седеньо, и Аббес Гарсиа допрашивает его сейчас в Интернациональной клинике. Полковник Хосе Леон Эстевес уже предупредил Рамфиса и Радамеса, и они в настоящий момент пытаются зафрахтовать самолет компании «Эр Франс» с тем, чтобы вылететь на нем из Парижа. С этого момента он знал, что даже ту власть, которая была дана ему положением и которой он так скверно пользовался в последние часы, даже эту власть он начал терять; решения исходили уже не из его кабинета, а из кабинетов начальников СВОРы, Джонни Аббеса и полковника Фегероа Карриона или же от родственников и приближенных Трухильо, как, например, Печито или свояк Вирхилио. Словно невидимая сила оттесняла его от власти. И он не удивился, что Негр Трухильо никак не объяснил ему, почему не пришел по его вызову на совещание.
Он отошел от собравшихся и поспешил к телефону звонить в крепость. Он приказал начальнику штаба послать войска окружить Интернациональную клинику и установить наблюдение за бывшим офицером Педро Ливио Седеньо, а также не дать СВОРе вытащить его оттуда, употребив силу, если понадобится. Арестованного следует доставить в крепость имени 18 Декабря. Он лично приедет его допросить. Тунтин Санчес после ужасной паузы ограничился лишь тем, что попрощался: «Всего хорошего, мой генерал». Он удрученно подумал, что, возможно, это самая грубая его ошибка за всю сегодняшнюю ночь.
В зале, где собралась семья Трухильо, появились новые лица. В грустном молчании все слушали, а полковник Джонни Аббес Гарсиа, стоя, сообщал тяжелую весть:
— Найденный на шоссе зубной протез принадлежит Его Превосходительству. Это подтвердил доктор Фернандо Камино. Можно полагать, что если он и не умер, то находится в очень тяжелом состоянии.
— Что с убийцами? — перебил его Роман вызывающе. — Субъект заговорил? Назвал сообщников?
Пухлое лицо начальника СВОРы повернулось к нему. Лягушачьи глазки окатили генерала взглядом, который ему в его состоянии повышенной ранимости показался насмешливым.
— Выдал троих, — сказал Джонни Аббес, глядя на него немигающими глазами. — Антонио Имберта, Луиса Амиаму и генерала Хуана Томаса Диаса. Говорит, что он главарь.
— Они схвачены?
