— Я был в увольнительной из Форт-полка.
— А, ты был еще коротко острижен, как все солдаты, — вдруг вспомнила она.
Он с улыбкой провел рукой по своим длинным волосам.
— Я шлялся по городу и услышал про попойку на берегу, где будет много пива, и как раз не знал, чем занять остаток дня.
— И занялся тем, что отвез меня домой.
— Но сперва выбил порядочно дерьма из Дорела Хопкинса. Знаешь, не так давно я встретил его в городе. Он перешел на другую сторону улицы, чтобы не встречаться со мной. У него до сих пор нет передних зубов. — Кэш сжал левую руку в кулак. — Нечего было лезть в драку с солдатом, который отправляется на войну в джунгли.
Она перестала улыбаться.
— Ты едва знал меня. Кэш. Почему ты так поступил?
Воздух вдруг стал плотным и напряженным, как перед грозой. Его глаза шарили по ее лицу.
— Наверное, из ревности. Наверное, сам хотел танцевать с тобой и гладить твою попку.
Он нарочно грубил. Шейла чуть не закричала от отчаяния:
— Не верю, Кэш. Ты просто пожалел меня тогда.
— Я уже говорил, что никого не жалею, особенно женщин.
— Но я же была девочкой. Мне кажется, ты поэтому и заступился за меня, не хотел, чтобы с невинной девочкой что-нибудь случилось.
— Может быть, — согласился он с нарочитым равнодушием, но голос его был глубоким и низким, а взгляд — внимательным и неотступным. — Но я думаю иначе.
— Тогда почему?
— Потому что мне нравилось держать на коленях твою голову. Помнишь?
— Нет.
— Не может быть. Когда я вез тебя домой, ты положила голову мне на колени. Я до сих пор вижу, как твои волосы покрыли мне ноги. Они были как шелк. И на вид, и на ощупь. Я просто дурел. Они могли… все на свете.
Его глаза потемнели опустились к ее губам.
— Как я мог тогда упустить шанс? Я чувствовал, что заслужил награду за доброе дело.
— Это какую же?
Его руки появились из темноты, и пальцы охватили ее шею. Он притягивал ее к себе, пока ее грудь не коснулась его груди.
— Дотронуться до тебя.
— Поэтому ты поцеловал меня в прошлый раз? Чувствовал, что шанс сам идет в руки?
— Я поцеловал тебя по той же причине, по которой делаю все остальное, — потому что дьявольски хотел этого.
— Так ты сказал, что и в ту ночь хотел, когда вез меня домой. Почему же не сделал?
Его лицо снова стало непроницаемым, словно он опустил забрало.
— Были причины.
— Ты имеешь в виду Коттона?
— Да, Коттона.
— Почему он так разорался на тебя? Если бы не ты, меня лишил бы невинности полупьяный уличный мальчишка. Я не так много выпила. Две кружки, наверное, но, чтобы потерять голову и забыть об осторожности, этого было достаточно.
— Так ты не помнишь всего, что тогда произошло?
Ее озадачила осторожность, с какой был задан вопрос.
— Не совсем, — медленно ответила она, напрягая память. — Помню, Дорел лежал без сознания на земле, лицо в крови. Я хотела помочь ему и убедиться, что он жив, но ты силком оттащил меня в машину, в мою машину. Ты привез меня домой на моей машине? Так?
— Да.
— А как ты потом добрался обратно В Тибодо-Понд за своей?
— Я вышел из Бель-Тэр на дорогу и остановил попутку.
Она никогда не пыталась связать в одно целое обрывочные воспоминания той ночи, и теперь ей казалось, что это очень важно. Почему — она не понимала.
Кэш спас ее от позора. А теперь старается изобразить, будто он сделал это для своей же выгоды. Она сидела тогда на переднем сиденье своего новенького «Мустанга», который ей подарил Коттон, положив голову на колени Кэша. И это почему-то показалось Коттону самым дурным, самым недопустимым из всей этой истории, так что он спустил собак на Кэша.
Она снова взглянула на него.
— Коттон страшно рассердился, ведь так?
— Ничего удивительного. Его гордость и утешение привезли домой в непотребном виде.
— Да, но ведь он орал на тебя. При чем здесь ты? Разве это твоя вина?
Ее мысли вертелись вхолостую, не захватывая каких-то очень важных кусочков памяти.
— Когда мы приехали в Бель-Тэр, ты почти внес меня по ступенькам. Я помню свет на веранде. И… — Она замолчала, закрыв глаза и медленно восстанавливая эту сцену. — Коттон стоял на крыльце.
— С таким видом, словно святой Петр, охраняющий от грешников Райские Врата, — резонно дополнил Кэш. — Ни о чем не спрашивая, он обрушил на меня гром и молнию. Вышла Веда и увела тебя в дом.
— Я помню… — добавила Шейла, засмеявшись. — Она раздела меня и уложила. Причем все время бранила за легкомыслие и проклинала белую шваль, у которой нет никакого уважения к таким порядочным девочкам, как сестры Крэндол.
Она вспомнила, как Веда расчесывала шелковые белокурые волосы, которые только что покрывали ноги ублюдка Моники Будро.
"Господь успокоил Веду», — подумала она, улыбаясь.
В тот вечер она с удовольствием побила бы Кэша, если б могла. Но этим занялся Коттон, устроив тому словесную порку. Пока Веда укачивала ее в спальне, Кэш получил свою порцию несправедливых обвинений.
— Ты тогда очень обиделся, правда? — спросила она в растерянности. — Весь свой гнев Коттон обрушил на тебя.
Глядя перед собой в пространство, она продолжала вспоминать, словно листала страницы книги, некогда закрытой для нее:
— Помню, вы оба долго кричали друг на друга на крыльце. Коттон так и не понял, что это не ты напоил меня.
— Он не захотел этого понять, — с горечью сказал Кэш.
— Вместо того чтобы поблагодарить тебя, он орал, что ты…
Книга внезапно захлопнулась. Страницы перестали переворачиваться. Ее память уперлась в глухую стену. Тупик. И как все тупики, он был безвыходным.
— В чем он обвинял тебя в ту ночь?
— В том, что привез тебя домой пьяную.
— Нет, что-то еще… — настаивала она.
— Не помню, — коротко ответил Кэш.
Он быстро нагнулся и коснулся поцелуем ее губ.
— Не все ли равно? Какого черта мы вспоминаем эту давнюю историю?!
Нет, не все равно. Она в этом не сомневалась. Что-то важное он не хочет сказать ей. Гораздо более важное, чем он пытается изобразить.
— Почему ты не хочешь, чтобы я вспомнила?
— Я больше ничего не помню, — прошептал он, целуя ее в шею. — А если ты хочешь что-то вернуть, мы можем снова сесть в твою машину. Я сяду за руль, а ты положишь голову мне на колени.
