Его губы были обведены тонкой белой каймой агонии. Лицо стало восковым, как очищенная луковица, контрастируя с черной бородой. Оно было мокрым от пота. Зубы намертво сжаты и оскалены. И руки сцепились так крепко, как будто удерживали уходящую жизнь. Вся надежда несчастного сосредоточилась на Кэше Будро, который доверительным тоном рассказывал ему:
— ..самый фантастический публичный дом, какой я только видел в жизни. Прямо там, в центре Сайгона. Ты заходил хоть в один, когда был там, Гли? Эти азиатские девочки умеют такое…
Раненый вскрикнул.
— Где это чертово виски, я же просил! — зарычал Кэш.
В тот же миг сквозь толпу мужчин, бережно передаваемая из рук в руки, проплыла бутылка «Джека Дэниэлса» и ткнулась в руку Шейлы. Она протянула ее Кэшу. Их глаза замкнулись, как электрическая цепь. Мгновенный ток прошел сквозь ее тело, погрузив душу в полное смятение.
Кэш молча взял бутылку и откупорил ее. Приподняв ладонью голову раненого, он поднес бутылку к его губам.
— Где эти сволочи из больницы? — произнес он одними уголками рта.
— Мне сказали, что их вызвали. Сейчас приедут.
— Кэш. — Раненый чуть отстранился от бутылки. — Ты думаешь, ее отрежут, мою ногу? Посмотри, она совсем плохая?
— Из-за этой царапины? Чушь! Ничего такого они делать не будут.
Кэш отдал Шейле бутылку и вытер пальцами мокрые губы и подбородок лесоруба.
— Не пудри мне мозги. Ее отрежут? Кэш оставил бодрящий тон.
— Не знаю, Гли, — серьезно ответил он.
Губы раненого снова скривились:
— Болит дьявольски, Кэш. Я не вру.
Он беззвучно застонал.
— Вижу, Гли. Крепись.
— Что будет с ребятишками, Кэш? Разве я смогу их кормить с такой ногой? А?
— Об этом не беспокойся. — Он улыбнулся и подмигнул. — Думай о чем-нибудь более важном. Вроде того, что теперь тебе не скоро придется танцевать с Мерибет. Будешь пока что сидеть в сторонке.
— Мерибет опять беременна. Семь месяцев уже. Работать ей нельзя. Кто же будет кормить малышей?
Он заплакал. Шейла не сводила с него глаз. Отчаяние было реальным, ощутимым, полным. Люди плачут от несчастной любви. Плачут в кинотеатре, глядя на выдуманные неудачи. Она не знала, что можно плакать оттого, что нечем кормить детей.
Господи, где же она жила до сих пор? Вот она — настоящая жизнь. Люди страдают. Им нечего есть. Она-то считала себя несчастной, много пережившей. А между тем она впервые видит истинное крушение. Его слезы обожгли ей душу.
— Это не должно тебя волновать, Гли, — ласково сказал Кэш. — Я позабочусь о том, чтобы они не голодали. Клянусь могилой матери.
Внезапно он поднял голову и прислушался.
— Слава Богу, я слышу, кто-то приехал. Наверное, они. Слышишь, Гли? У тебя начинаются долгие безмятежные каникулы.
— Кэш! — Рука раненого собрала в комок полы его рубашки. — Ты не забудешь своего обещания?
— Нет, Гли, — ответил тот, сжав в ответ руку лесоруба.
Страдающие черты лица на мгновение разгладились, но затем снова исказились болью.
Кэш положил его руку наземь и встал.
— Быстро с дороги! — крикнул он, делая отстраняющий жест рукой. Затем напустился на нерасторопных санитаров:
— Мы уж подумали, не провалились ли вы в чертово пекло?
— У нас был перерыв для завтрака.
— И чем же вы питаетесь? Свежими трупами? А ну, живее что-нибудь обезболивающее, чтобы парень отключился.
— Мы сами знаем, что делать, — запальчиво отозвался один.
— Ну и валяйте, — пробурчал Кэш сквозь сжатые зубы. — Тэни, Чип, черт бы вас побрал!
Перед Кэшем мгновенно выросли двое с дисциплинированностью юных нацистов.
— Налажен автопогрузчик?
— Готов к работе, Кэш.
— Хорошо. Все знают, кому что делать? Все знали. Все, кроме Шейлы. Она стояла с растерянным и беспомощным видом, глядя, как рабочие разошлись по всем направлениям. Кэш повернулся, едва не сбив ее.
— Посторонись. Ты мешаешься, — резко сказал он.
Она хотела возразить, но сейчас было не время сводить счеты. С достоинством, какое только она могла изобразить, она направилась по грязным кочкам к грузовику, доставившему ее сюда. Ей действительно нечего было делать на участке. Никакое равенство полов не могло изменить тот факт, что она здесь так же неуместна, как любой из этих лесорубов в ее гостиной.
Она видела Кэша, сидящего в кабине автопогрузчика и манипулирующего краном. Он осторожно поднял бревно, которое придавило лесоруба. Санитары подняли его с земли и, положив на носилки, понесли.
Оставшиеся на площадке сумрачно следили за тем, как носилки грузили в санитарную машину. Беззаботный птичий щебет казался чуть ли не богохульством в печальной тишине, которая длилась до тех пор, пока «Скорая» не исчезла среди деревьев.
Затем раздался голос Кэша:
— Что происходит? Каникулы начались? Пошевеливайся! — И чтобы смягчить приказ, добавил:
— Каждому по паре пива, если наверстаем половину вчерашнего.
В ответ раздался одобрительный гул.
— Пошевеливай задницами. Почему лесовоз все еще вверх ногами? Там нужен новый упор сзади. Нагрузку полегче. И чтоб я не видел постных физиономий. Он проследил за неукоснительным выполнением приказов и взглянул на часы. Казалось, его не занимает ничто, кроме работы.
— Я, по-моему, уволила тебя вчера? Ты что, забыл? Он резко поднял голову.
— Ты не уехала?
— Я здесь хозяйка. Ты слышал, что я сказала? Он пристально посмотрел на нее. Это был взгляд самца.
— Слышал. И отвечаю: я не забыл ничего из того, что случилось вчера.
— Я уволила тебя, — повторила она. — Почему ты вышел на работу?
— Потому что от меня не так легко избавиться, мисс Шейла. Ты наняла меня, чтобы я сделал работу, и я делаю ее. Причем не для тебя, не для Коттона. Для себя! — Он ударил себя в грудь. — Противно вспомнить, сколько лет жизни я ухлопал на это предприятие. И если кто-то хочет его прибрать к рукам, то он будет иметь дело со мной.
— Значит, мои слова не имеют никакого значения? Он снисходительно улыбнулся:
— Можешь говорить все, что тебе нравится. От этого не меняется главное — без меня ты не обойдешься. И мы оба знали это с самого начала.
Она обратила внимание на отлаженную работу бригады рабочих, приспосабливающих блок к перевернувшейся машине.
— Ты сегодня отлично справился с аварией. Учитывая эту заслугу перед компанией, я пока позволяю тебе остаться. Благодарю за то, что ты сделал для этого человека.
