— Я вижу, твои манеры не улучшились с тех пор, как я видела тебя в последний раз, — заметила она. — Разве нельзя хотя бы сначала постучать в дверь?
— Я никогда не стучал, входя в спальню к женщине. Он оттолкнулся от дверного косяка и вошел в комнату. Извлек из нагрудного кармана конверт и положил его на ночной столик.
— Я получил твое письмо.
— Тогда больше нам нечего сказать друг другу, верно?
Он рассеянно взял со столика флакон с духами и понюхал.
— Пожалуй, так. Если не считать того, что подобные новости обычно передают при личной встрече.
В своем халатике Шейла чувствовала себя обнаженной, но не столько физически, сколько морально. Его присутствие в спальне действовало на нервы. А он ходил по ней, трогал разные предметы, и от этого ей было еще больше не по себе.
— Я решила, что нам лучше никогда не видеться. Мой юрист, учитывая мое желание, посоветовал проинформировать тебя об этом почтой.
— И он поддержал твое решение передать мне Бель-Тэр?
— Нет.
— Потому что я незаконнорожденный сын Коттона.
— Его возражение касалось не этого. Он… он считает, что я должна была слепо следовать букве завещания папы.
— То есть поделить собственность на три части: между тобой, мной и Трисией?
— Да.
— Но ты решила иначе?
— Да.
— С чего же вдруг? — Он преспокойно уселся в кресло, накрытое чехлом, и закинул ногу на ногу.
— Это трудно объяснить, Кэш.
— Попытайся, — потребовал он.
— Мой отец… наш отец… обращался с тобой отвратительно.
— Хочешь исправить его ошибки?
— Ну, если так можно выразиться.
— Рожденный не на той стороне одеяла прав не имеет, Шейла.
— Нет, ты для него значил гораздо больше. Он горько рассмеялся:
— Живой укор совести.
— Может быть. Когда он покинул Новый Орлеан, он вовсе не намеревался бросить тебя и твою мать. Он любил ее. Очень. А его завещание подтверждает, что и тебя он любил.
— У него для меня никогда не находилось доброго слова, — сердито заметил Кэш.
— Он не мог себе такого позволить. — Ее ответ тотчас насторожил его. Прекратилось развязное покачивание ногой. Он вопросительно уставился на Шейлу, во взгляде его мелькнула надежда. — Он тебя любил, Кэш, но боялся сближения с тобой. Он считал, что, если позволит себе хоть как-то проявить свои чувства, всем все станет очевидным. — Шейла вдруг посмотрела на него с недоумением. — Право же, сама не понимаю, что было бы в этом плохого. Почему он не признал тебя при жизни?
— Да он Мэйси поклялся, что не сделает этого. Такая у них была сделка с ней. Коттон мог иметь мою мать любовницей, но только не сына от нее.
— Но почему он не признал тебя, когда мама умерла?
— Сделка с Мэйси была заключена пожизненно. Для Коттона. По крайней мере, так он сказал моей матери и мне, когда я требовал, чтобы он женился на ней… У Мэйси не было иного выхода, как оставить ему Бель-Тэр. Но уж она позаботилась, чтобы он не был слишком счастлив в нем.
— Да, получается, что он поставил Бель-Тэр превыше собственного счастья, превыше собственного сына, — с грустью сказала Шейла. — Он любил тебя, Монику, меня. Но больше всего — Бель-Тэр! — Она посмотрела на него сверху вниз и тихо добавила:
— И ты тоже, Кэш. Поэтому ты тут и оставался все время. Где-то подспудно ты знал, что Бель-Тэр принадлежит тебе по праву. Всю свою жизнь ты ждал. — Он молчал и смотрел на нее. — Ну вот, больше тебе ждать не надо. Я отдаю тебе и свою долю. В этом письме все сказано. Препятствия устранены, владение больше не является совместным, оно целиком на твое имя. Чек Эндикота покрыл банковскую задолженность. У тебя теперь приличный деловой капитал. С честным бухгалтером, который позаботится о бюджете, ты вернешь былое процветание лесозаготовкам Крэндола. Думаю, даже превзойдешь его. Папа тебя хорошо учил. А то, чего ты не узнал от него, усвоил сам на практике. Он всегда говорил, что ты прирожденный знаток леса. Самый лучший. Он гордился тобой. — Она слабо улыбнулась ему. — Теперь ты, может быть, захочешь сменить имя всей компании, поскольку унаследовал Бель-Тэр?
— Я бы скорее предпочел женщину, а не дом.
— Что? — Шейла посмотрела на него с удивлением. Он поднялся из кресла и подошел к ней настолько вплотную, что ей пришлось откинуть голову, чтобы видеть его лицо.
— У меня с Трисией ничего не произошло. Я не спал с ней, — сказал он. — И, признаться, никогда не испытывал такого желания. К тому же до той ночи эта сучка на меня и смотреть-то брезговала. Я заподозрил, что ее специально подослали ко мне. Начал ее обжимать маленько, а сам решил ее расколоть, узнать, что они замышляют. — Он вдруг запустил пальцы в ее волосы, еще больше откинув ее голову назад. — Шейла, ты же любишь Бель-Тэр. Почему отдаешь его мне?
— Потому что всегда чувствовала, что я тут живу временно, как бы в порядке одолжения. Всегда, всегда, понимаешь, чувствовала, что это место по-настоящему мне не принадлежит. Сама не знала почему. А сейчас знаю. Ты плоть и кровь Коттона! Его сын! Как же я была глупа! Ведь ты так напоминаешь его. Почему я раньше этого не замечала? — Она смотрела в его лицо и чувствовала, что любит его. Это становилось невыносимым, пришлось отвести взгляд. — После того, как он умер, я наконец вспомнила, что вами было сказано в ту ночь, когда ты привез меня домой с пруда Тибодо. Раньше я не видела в этом смысла. Папа говорил, чтобы ты держался подальше от дома. А ты ему в ответ кричал:
"У меня больше прав быть там, чем у них». Ты имел в виду Трисию и меня, да?
— Qui. Я вышел из себя.
— Но ты был прав. Это твое место. Не наше.
— Я чокнулся на Бель-Тэр, с тех пор как мать мне все рассказала. — Он легонько поцеловал ее в губы. — Но я не буду таким, как мой отец. Не собираюсь ставить Бель-Тэр превыше всего. Не этого я хочу. Я понял, чего я больше всего на свете хочу, когда увидел тебя спящей под тем деревом. Помнишь?
— Кэш…
— Почему ты мне даришь Бель-Тэр?
— Ты знаешь почему, — почти простонала она. — Я люблю тебя, Кэш Будро.
Он поцеловал ее. Его губы были теплыми, сладостными. Кончиком языка он нежно ласкал ее рот. Его пальцы ворошили ей волосы, потом распустили их по плечам и груди. Он поглаживал ее грудь, кончиками пальцев касался сосков. Потом его ладони соскользнули на талию. Не прерывая поцелуя, он сел на край постели, широко расставив ноги, прижимая к себе ослабевшую Шейлу.
Сквозь шелковую рубашку он целовал ее груди, щекотал их языком.
— Никуда ты не поедешь, — пробормотал он. — Ты останешься здесь, со мной. И когда мы умрем, наши дети похоронят нас здесь обоих вместе. В Бель-Тэр.
