Но сейчас все изменилось, и Марис не могла не связать эту перемену с тем, что произошло на берегу между ею и Паркером. А в том, что Майкл догадался о многом — если не обо всем, — она ни секунды не сомневалась.
Ее уверенность в правильности этой гипотезы еще более окрепла, когда, вернувшись во флигель, Марис обнаружила, что впопыхах криво застегнула блузку. Одна эта деталь способна была многое сказать наблюдательному человеку, а от Майкла не ускользала ни одна мелочь.
И все же Марис была скорее заинтригована, чем встревожена или смущена. В конце концов, и она, и Паркер были взрослыми людьми, способными отвечать за свои поступки, и Майкл не мог не понимать: что бы ни произошло между ними на берегу, это произошло по взаимному согласию. «Быть может, — подумала Марис, — все дело в том, что Майкл — человек строгих моральных правил». Не зная, что ее брак с Ноем существует теперь только на бумаге, он мог осудить Паркера за попытку обольстить чужую жену и не одобрить ее распущенность и несдержанность. Но, с другой стороны, Майкл был человеком деликатным и никогда бы не показал ей своего осуждения.
Так и не придя к какому бы то ни было выводу, Марис вернулась в свою комнату во флигеле, приняла горячий душ и легла в постель, стараясь не думать о странностях прошедшего дня. Довольно долго она лежала, борясь со сном, наполовину уверенная, что Паркер придет к ней после того, как Майкл ляжет спать. Но он так и не появился, и Марис наконец незаметно для себя самой заснула.
Утром она проснулась довольно поздно и появилась в особняке, когда Паркер и Майкл уже сидели за столом. За завтраком Паркер много язвил и был раздражителен; каждое, самое невинное замечание Майкла заставляло его свирепо хмурить брови и отпускать едкие замечания. Если не считать этого, он держался так, словно вчера на берегу между ними ровным счетом ничего не произошло.
За столом Марис чувствовала себя неуютно. И как ни старалась она справиться с волнением — ничего не выходило. Она просто не могла не думать о том, что произошло вчера. А теперь? Что делать ей теперь, когда Паркер едва глядит в ее сторону? Тоже делать вид, что не было этой прогулки, их внезапной близости? Она не хотела ни о чем его спрашивать, боясь наткнуться на насмешки, холодность, быть может, даже на упреки, которые — она знала — повергнут ее в отчаяние.
Нет, в одном мужчине она уже обманулась и второй раз наступать на одни и те же грабли не собиралась. Марис поклялась себе самой страшной клятвой, что больше не совершит подобной ошибки. Никогда. И уж, во всяком случае, не через какие-то семь или восемь дней…
После ее дурацкой шутки насчет люстры и покойника Марис и Паркер надолго замолчали. Пауза опасно затянулась, и, чтобы что-нибудь сказать, Марис спросила безмятежным голосом, доволен ли он тем, что успел написать за утро.
— Мне кажется, вышло довольно-таки неплохо… — буркнул в ответ Паркер.
Марис усмехнулась. Паркер вел себя не как взрослый, а как подросток, которого застукали в школьном туалете с сигаретой и вызвали к директору. До вчерашнего вечера он держался с ней вызывающе, почти развязно, и не упускал буквально ни одного случая встаешь в разговор какую-нибудь сальность, какую-нибудь скабрезную шуточку. С самого первого дня их знакомства он не скрывал своего влечения к ней и поэтому его сегодняшнее смятение выглядело неестественно.
— Что, попало тебе от Майкла? — осведомилась Марис.
— За что это? — он с вызовом посмотрел на нее.
— За попытку соблазнить замужнюю женщину.
— А была попытка?
— Не могу сказать, чтобы ты сделал это против моей воли, но…
— Разве в таком случае можно сказать, что я тебя соблазнил?
— Послушай, Паркер, ты ответишь на мой вопрос или нет?
— Майкл очень за тебя волнуется.
— Почему?
— Он считает, что я — до предела развращенный тип, у которого за душой нет ничего святого.
— А по-моему, ты для него — и солнце, и луна, и свет в окошке.
— И все равно он боится, что я могу причинить тебе боль, — упрямо возразил Паркер.
Марис пристально посмотрела на него.
— Ну и… как? — осторожно спросила она. — Ты действительно можешь сделать мне больно?
— Могу.
Этот прямой ответ застал Марис врасплох. Не отрывая взгляда от его лица, она медленно опустилась на стул.
— Что ж, по крайней мере честно… — проговорила она тихо.
— Я всегда говорю, что думаю. Иногда это звучит жестоко и… Большинству людей это не нравится.
— Ничего удивительного, но я — не «большинство».
Его губы, до сих пор сурово сжатые, чуть дрогнули, а в глазах, которые лишь несколько мгновений назад казались такими чужими и холодными, что-то блеснуло.
— Действительно, ты не «большинство», — проговорил Паркер, пристально вглядываясь в лицо Марис, словно видел ее в первый раз.
Майкл вернулся на кухню с несколькими листами бумаги в руках.
— Текст вышел довольно бледным, поэтому мне пришлось заменить картридж и распечатать страницы заново, — объяснил он, протягивая рукопись Марис.
— Я собираюсь вернуться к работе, — сказал Паркер, поворачивая кресло. — Нужно кое-что пересмотреть. А вы не вздумайте обо мне сплетничать, пока меня не будет.
— У нас найдутся более интересные темы для разговоров, — заметил на это Майкл, провожая Паркера долгим внимательным взглядом.
Марис рассмеялась.
— Вы как братья-близнецы, которые постоянно ссорятся, но и жить друг без друга не могут. Или как старая супружеская пара. Вы когда-нибудь были женаты, Майкл?
— Я старый холостяк, Марис. Кстати, как насчет крабов в кляре на обед?
— Отлично. А Паркер?
— Был ли Паркер женат? Нет, не был.
— А… женщины у него были?
— А вы как думаете?
Марис опустила взгляд и принялась водить пальцем по узору на клеенке.
— Я думаю, женщины у него были.
— Были, Марис, — не так много, но и не так уж мало. Впрочем, ничего серьезного…
Марис кивнула, и Майкл принялся шарить в буфете, доставая муку и другие необходимые продукты.
— Паркер рассказывал мне, как вы его спасли, — сказала она.
Майкл снова повернулся к ней, и Марис заметила, что он удивлен ее словами.
— Он преувеличивает мои скромные заслуги, — ответил Майкл. — Все, что я сделал, — это сказал ему то, что он знал и без меня.
— Например?
— Например, я сказал, что дорожка, на которую он ступил, непременно приведет его к гибели, но что произойдет это не сразу. Смерти от передозировки обычно предшествует довольно длительный период распада личности и полная потеря человеческого облика. Если хочешь превратиться в растение, в амебу, которая только жрет «колеса» и испражняется под себя, — валяй, действуй, сказал я ему. Только имей в виду, что тот, кто действительно хочет свести счеты с жизнью, обычно находит более короткий путь.
