Паркер подозрительно сощурился:
— Знаешь, на что это похоже? На завуалированную угрозу.
— Вовсе нет. — Марис ослепительно улыбнулась. — Это самый обыкновенный неприкрытый шантаж.
Паркер накрыл ладонью бокал, рассеянно скользя пальцами по затейливой гравировке. При этом он пристально посмотрел на Марис, но она выдержала его взгляд и даже с вызовом вскинула подбородок.
Майкл отодвинул стул и встал:
— Как насчет клубничного шербета? Я сам приготовил его из свежих ягод.
— Вам чем-нибудь помочь? — тут же откликнулась Марис, продолжая неотрывно смотреть в глаза Паркеру.
— Пожалуй, я справлюсь. — Майкл отправился в кухню, прикрыв за собой дверь.
Марис почувствовала, как у нее слегка закружилась голова. Это было странно: после двух бокалов легкого вина опьянеть она вряд ли могла, поэтому Марис решила — все дело в том, как Паркер на нее смотрит. Действительно, взгляд у него был таким, словно именно Марис, а не клубничный шербет, была долгожданным десертом к сегодняшнему ужину.
— Итак, что же дальше? — спросила она, безуспешно пытаясь справиться с внутренней дрожью.
— Сказать — что? — Его взгляд, остановившийся было на вырезе ее платья, снова обратился к лицу Марис. — Нет, просто взять и сказать — это неинтересно. У меня есть идея получше. Мы сыграем в «Старшую карту». Помнишь сцену из «Соломенной вдовы», где Дик Кейтон и невольная свидетельница убийства играли в эту игру?
— Смутно, — солгала она. На самом деле Марис отлично помнила этот эпизод. — Как звали эту свидетельницу? — спросила она с самым невинным видом.
— У нее было прозвище — Френчи Француженка. Ее прозвали так потому, что она была обольстительно стройной, светловолосой, с крупным ртом. А главное, она обожала делать…
— Да-да, я вспомнила, — поспешно сказала Марис, и Паркер плотоядно улыбнулся.
Стараясь оставаться серьезной, Марис сказала:
— Я подзабыла правила этой игры. Ты не напомнишь?
— С удовольствием. Они использовали обычную колоду в тридцать две карты. Каждый вытаскивает по одной карте. Старшая карта выигрывает. Как видишь, все очень просто.
— Что именно выигрывает старшая карта?
— Если выигрывал Кейтон, Френчи должна была сообщить ему одну из примет убийцы.
— А если старшую карту вытаскивала Френчи?
— В этом случае Кейтон обязан был исполнить одно ее желание — обязательно сексуального характера.
— Кейтон должен был исполнить желание Френчи?
— Совершенно верно.
Марис слегка вытянула губы и постучала по ним кончиками пальцев, словно раздумывая.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — сказала она, — по мне кажется, что Дик Кейтон выигрывает и в том, и в другом случае.
— Ничего удивительного — ведь в данном случае именно Кейтон устанавливал правила, а он был далеко не глуп.
— Но Француженка…
— Ты же помнишь, какой она была. Настоящий сексапил! Длинные светлые волосы, ноги от ушей, огромные сиськи, а попка… Это же просто мечта поэта! Добавлю в скобках — и прозаика тоже… Тебе этот тип должен быть знаком. Среди них изредка попадаются весьма приятные особы, но бедняжка Френчи, к сожалению, никогда не была особенно умна.
— Таким образом, — подвела итог Марис, — умный-преумный Кейтон ухитрился сесть сразу на оба стула — сумев получить и удовольствие и информацию.
— По-моему, — заметил Паркер, — это была неплохая идея.
— Идея-то неплоха; жаль только, что ты считаешь меня не умней Француженки. Ты действительно уверен, что я буду играть с тобой по таким правилам?
— Это зависит от…
— От того, насколько сильно мне хочется услышать, что будет в твоей книге дальше?
Паркер кивнул.
— Или от того, насколько сильно ты хочешь, чтобы я исполнил твои сокровенные желания.
26
Последний шедевр Говарда Бэнкрофта Дэниэл читал не спеша. Ной специально не показывал документы тестю до ужина. Только после того, как они поели и, взяв по бокалу рейнвейна, устроились перед телевизором в уютной малой гостиной, он достал из кейса небольшую кожаную папку и, протянув Дэниэлу, сказал: «Взгляните на эти бумаги, мистер Мадерли, и скажите, что вы о них думаете».
Наконец Дэниэл отложил документы и поглядел на Ноя поверх своих старомодных очков.
— Итак, для этого уик-энда у тебя были свои причины, — сказал он. — Ты хотел остаться со мной один на один, так? Ной выпустил к потолку тонкую струйку сигарного дыма.
— Вовсе нет, мистер Мадерли. Я мог бы прийти к вам с этим предложением и в Нью-Йорке.
— Но предпочел сделать это здесь.
— Потому что за городом вы отдыхаете и ваш мозг начинает работать четче, яснее. Здесь нет Максины, которая только мешала бы нам своей заботой. Кроме того, здесь мы можем говорить о деле, не отвлекаясь на текущие дела и проблемы, — говорить, откровенно, по-родственному, как члены одной семьи.
Но Дэниэл все еще сомневался. Впрочем, Ной был к этому готов. Чего он не ожидал, так это того, что старик отреагирует так спокойно. Ною казалось, что знакомство с таким документом способно вызвать ярость, крик, взрыв, и ему придется ждать, пока гнев Дэниэла хоть немного остынет.
Не без опаски следил Ной за тем, как Дэниэл выбирается из своего кресла и встает, тяжело опираясь на трость.
— Вам что-нибудь нужно, мистер Мадерли? — заботливо осведомился Ной, наклоняясь вперед. — Еще рейнвейна? Позвольте я вам принесу…
— Спасибо, я возьму сам, — коротко ответил Дэниэл и вышел. Ной остался в гостиной. Его буквально трясло от волнения и возбуждения. Ной вытянулся в кресле и сделал вид, что его до крайности занимают колечки дыма, которые он пускал к потолку.
Наконец вернулся Дэниэл. Он долго усаживался, потом раскурил трубку, отпил несколько глотков из своего бокала и наконец заговорил:
— Если это, как ты говоришь, семейный разговор, тогда почему ты начал его в отсутствие одного из ближайших родственников?
Ной ответил не сразу. Разглядывая тлеющий кончик сигары, он тщательно подбирал слова. Наконец он проговорил:
— Это очень непростой вопрос, мистер Мадерли. Я бы даже сказал — деликатный.
— Именно это я и имел в виду, — кивнул Дэниэл.
— Тогда вы, несомненно, должны понимать, почему я не стал обсуждать его с Марис. Ведь по телефону такие проблемы обычно не решаются.
Ной в свою очередь сделал глоток рейнвейна. Он бы предпочел виски, но пришлось пить вино, чтобы составить старику компанию. Возвращая бокал на стол, Ной коснулся пальцами рамки, в которую была заключена их свадебная фотография, и улыбнулся — с нежностью и чуть печально.
