— Как ты умудрился не разбудить меня, когда пересаживался в кресло?
— У меня большая практика, Марис. Она вздохнула, потом снова потянулась и села, натянув простыню до самого подбородка.
— Который час? — спросила она.
— Тебе пора возвращаться, если ты не хочешь, чтобы Майкл застал тебя с поличным, — ответил Паркер.
Он был в одних трусах. Плечи у него были широкими; руки — развитыми и мускулистыми, живот плоским, скульптурно-рельефным. Спящий член слегка приподнимал тонкую ткань трусов, и Марис на мгновение снова вернулась мыслями в прошедшую ночь.
Потом она увидела его ноги.
Вчера она старалась даже не смотреть на них, чтобы ненароком не уязвить Паркера, и ей хотелось думать — их близость окончательно убедила его, что стесняться нечего. В противном случае он бы не сидел сейчас перед ней, не пряча ноги, а постарался бы прикрыть их хотя бы клетчатым шотландским пледом, который висел на спинке соседнего кресла.
Похоже было — он хотел, чтобы она их увидела. И Марис смотрела, смотрела во все глаза, не в силах отвести взгляд.
Но самое ужасное заключалось в том, что она не сумела скрыть свою реакцию. Каким-то чудом ей удалось не вскрикнуть, однако Паркер не мог не заметить, как у нее перехватило дыхание, а кровь отхлынула от лица.
Лицо Паркера тотчас сделалось неподвижным, словно окаменело, веки слегка опустились, а голос резал, как остро заточенное холодное лезвие.
— Я предупреждал тебя — я не особенно красив.
— О, дорогой, как же тебе было больно! — Соскочив с кровати, Марис опустилась перед ним на колени. «На него напала акула!» — вот что первым пришло ей на ум при взгляде на эти страшные шрамы. Марис приходилось видеть фотографии людей, которые подверглись нападению акул и спаслись только чудом. Из их тел были буквально вырваны куски мяса, а шрамы, которыми были покрыты ноги Паркера, весьма напоминали следы острых акульих зубов.
Самый большой шрам представлял собой впадину размером с кулак на внешней поверхности правого бедра. Другой шрам шириной в добрых полдюйма тянулся спереди вдоль всего левого бедра и, изгибаясь, уходил под колено. Обе ноги от колен и ниже были покрыты более короткими пересекающимися шрамами — некоторые из них были белыми, бугристыми, другие же представляли собой полоски гладкой, тонкой, как будто чужой кожи. Коленные суставы и лодыжки выглядели непропорционально маленькими, словно усохшими, и, казалось, навсегда утратили нормальную подвижность Также на правой ноге не хватало двух пальцев.
Чувствуя, как волна жгучей жалости и сочувствия охватывает ее, Марис провела кончиком пальца по длинному гребню «дикого мяса», наросшего на одном из самых больших зигзагообразных шрамов.
— Они все еще болят? — спросила она.
— Иногда.
Марис наклонилась ниже и поцеловала страшный шрам Паркер погладил ее по щеке, но она перехватила его руку, поднесла к губам и поцеловала ладонь.
— Ну а теперь, когда ты наконец удовлетворила свое любопытство, как насчет того, чтобы перепихнуться разок перед завтраком? — спросил он.
Марис невольно вскинула голову:
— Что-о?!..
— Разве я непонятно сказал?
Марис была потрясена так, как если бы он ее ударил. Медленно выпрямившись, она подняла с пола ночную рубашку и сделала попытку прикрыться ею.
— Ч-что случилось?
— Ничего, просто утренний стояк замучил. Необходимо безотлагательно им заняться. Обычно в таких случаях я пользуюсь услугами Мамаши Правой, но коль поблизости оказалась подходящая дырка…
Марис только головой покачала. Не грубость шокировала ее, а нечто другое. Паркер не шутил. Он даже не подмигнул ей, давая понять, что это просто предложение — быть может, не слишком удачное — заняться любовью. Нет, он сказал грубость намеренно, расчетливо, желая причинить ей боль.
— Почему ты так себя ведешь, Паркер? — спросила Марис.
— Потому что я так устроен.
— Не правда, ты совсем не такой. Ты…
Паркер небрежно пожал плечами.
— Ладно, не бери в голову… — Развернув кресло, он покатил его к шифоньеру в углу. — У меня тут кое-что для тебя есть…
— Паркер!.. — в отчаянии вскричала Марис. Он остановился, обернулся.
— Ну что?..
— Почему ты так разговариваешь со мной? Я не понимаю!.. Что-нибудь случилось? Может быть, я чем-то обидела тебя вчера?
— Так ты не понимаешь?.. Не помнишь? Ладно, постараюсь объяснить. В промежутке между вчерашним вечером и сегодняшним утром ты испытала чуть не вдвое больше оргазмов, чем я… Правда, после пятого или шестого раза я перестал считать. Конечно, когда имеешь дело с женщинами, не сразу разберешься, где кончается один оргазм и начинается другой. Трудно даже сказать, настоящие они или нет… Но даже если ты имитируешь оргазм, дорогая, ты делаешь это очень убедительно!
С этими словами Паркер открыл дверцу шифоньера и вынул из внутреннего ящика картонную коробку. Развернувшись лицом к Марис, он окинул ее откровенно враждебным взглядом.
— Ничего не могу сказать, миссис Мадерли-Рид, ваша щелка пришлась мне как раз по размеру — она у вас тугая, как мышиная норка, и мокренькая, как рот. Не понимаю, почему ваш муж решил оставить такое сокровище и поискать счастья на стороне…
Из глаз Марис потекли слезы унижения и обиды. Резким движением руки она попыталась смахнуть их со щек, поспешно натянула ночную рубашку и накинула халат.
— Я не знаю, что с тобой случилось, — проговорила она прерывисто, — но мне… я не хочу тебя слушать. Хотя бы потому, что в умении говорить гадости с тобой трудно тягаться!
— А у меня сложилось прямо противоположное впечатление. По-моему, у тебя довольно большой словарный запас. Быть может, он не такой выразительный, как у меня, но я уверен — если ты как следует напряжешь память, то обязательно вспомнишь что-нибудь подходящее к случаю. Даже если это случится в самолете на обратном пути в Нью-Йорк, ты можешь послать мне последнее проклятье телеграммой. Ведь теперь ты уедешь, я угадал?
Не удостоив его ответом, Марис направилась к двери.
— Подожди! — окликнул ее Паркер и, подкатившись к ней, протянул коробку, которая лежала у него на коленях.
— Что это?
— «Зависть». Последний, окончательный вариант. Здесь все.
Марис так растерялась, что взяла коробку в руки и озадаченно посмотрела на нее.
— Значит, ты закончил «Зависть»? Когда?!
— Очень давно. Все это время она была готова и лежала здесь. То, что ты читала, это… мои старые черновики.
Марис открыла рот, но слов не было. Да и что она могла сказать?
Паркер наблюдал за ней, не скрывая своего удовольствия.
