— Я никогда не посылаю издателю незаконченных рукописей. Никто, даже мой агент, не может увидеть книгу, пока она не закончена. Я никогда бы не послал тебе пролог, если бы за ним не стояла готовая рукопись.
— Но почему, Паркер?.. — выдавила она наконец. — Почему?!
Паркер сделал вид, что понял ее буквально:
— Возможно, это просто привычка. Я так работаю.
У Марис появилось ощущение, что пол под ее ногами начинает прогибаться и вот-вот провалится совсем, но сдаваться без борьбы она не собиралась.
— Значит, ты так работаешь? Это у тебя привычка такая?! — повторила она, повышая голос чуть не до крика. — Какого черта, Паркер?! Или, может быть, ты даже не Паркер, а Джон или Патрик? Сколько у тебя имен, Паркер? Зачем тебе понадобилась эта идиотская игра? Или тебе просто нравится лгать мне, водить меня за нос?
— Согласись, игра была довольно приятной, — хладнокровно заметил Паркер. — Во всяком случае, каждый из нас получил, что хотел. Я отлично помню, как прошлой ночью ты умоляла: «Быстрее, Паркер! Еще, Паркер!» Мне даже показалось — тебе нравится то, что я делаю. Кроме того, ты получила рукопись… Что ж еще?..
Несколько мгновений Марис просто смотрела на него, гадая, когда и почему Паркер снова превратился в неприятного, злоязычного незнакомца. Потом она отшвырнула увесистую коробку так далеко, как только смогла. Коробка ударилась об пол углом, тонкий шпагат, которым она была перевязана, лопнул, и листы рукописи разлетелись по всей спальне.
Повернувшись к нему спиной, Марис рывком распахнула дверь…
…И столкнулась лицом к лицу с Майклом, который стоял в коридоре и уже поднял руку, собираясь постучать. В другой руке он держал телефон-трубку.
— Доброе утро, Марис, — сказал Майкл, не выказав ни малейшего удивления. Очевидно, он ожидал чего-то подобного, однако эмоциональное состояние, в котором она пребывала, встревожило его. Заглянув в комнату поверх ее плеча, он оценил ситуацию и наградил Паркера убийственным взглядом, который мог бы быть у судьи-вешателя, готового огласить приговор. Потом Майкл снова повернулся к Марис и протянул ей телефон. — Это вас, Марис. Мне очень не хотелось вас беспокоить, но джентльмен сказал, что дело срочное.
Марис взяла телефон и вышла в коридор. Майкл же шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь.
Несколько секунд Марис неподвижно стояла, стараясь собраться с мыслями, потом глубоко вздохнула, шмыгнула носом и смахнула слезы с ресниц.
— Алло? — сказала она в трубку. — Кто это?
— Марис…
— Ной?! — Марис даже слегка растерялась. Зачем он звонит? Почему его голос звучит так глухо и печально? — В чем дело, Ной? — резко спросила она.
— Ты должна немедленно вернуться в Нью-Йорк, Марис. Я уже заказал тебе билет на обратный рейс. Вылет из Саванны в одиннадцать десять. Ты успеешь или перенести заказ на более позднее время?
— Успею, — машинально ответила Марис. Страх — холодный, парализующий страх сковал ее тело и мысли. Только сердце билось в груди отчаянно, громко. Марис крепко зажмурила глаза, но слезы все равно просочились сквозь плотно сжатые веки и потекли по щекам.
— Что-то с папой, да?
— К сожалению, да.
— Что с ним? У него инфаркт?
— Нет, он… Господи, Марис, я не хотел бы говорить это по телефону, но… Твой отец скончался.
Из груди Марис вырвался какой-то нечленораздельный вопль. Потом колени ее подогнулись, и она медленно опустилась на пол.
Паркер сидел в «солярии» за своим рабочим столом, но не работал. Взгляд его был устремлен на океан за окном; лишь изредка он отрывался от этого зрелища и жестом отчаяния сжимал голову в ладонях.
Он слышал, как вернулся с континента Майкл, ездивший провожать Марис, но не стал его окликать. Майкл тоже не зашел к нему. Он сразу поднялся к себе в комнату и — судя по доносившимся оттуда звукам — метался по ней из угла в угол, словно тигр в клетке.
Мысленно Паркер снова и снова воспроизводил в памяти последний разговор с Марис. Если, конечно, это можно было назвать разговором. Каждый раз, когда он вспоминал, какие ужасные вещи он ей наговорил, у него болезненно сжималось сердце, а перед глазами вставало ее потрясенное лицо.
Быть может, Марис стало бы легче, если бы она узнала, что он так же несчастен, как и она, но Паркер в этом сомневался.
День тянулся мучительно медленно. Воздух был густым, жарким, давящим, и Паркер задыхался, обливаясь потом. Но только ли погода была в этом виновата? Быть может, это раскаяние сжигает его изнутри?
— Я посадил Марис на самолет…
С головой уйдя в собственные мрачные мысли, Паркер не слышал, как Майкл вошел в «солярий». Услышав его голос, он вздрогнул и, резко выпрямившись, повернулся к двери. Майкл в костюме из светлой ткани был похож на пророка — такой прямой была его спина, таким пронзительным — взгляд, таким непримиримым выражение лица.
— Самолет улетел по расписанию, — добавил Майкл.
Он отвез Марис на континент, как только она собрала свои вещи. С Паркером Марис не попрощалась, но он этого и не ждал. Паркер понимал, что не заслуживает этого. Он не заслуживал даже самого изощренного проклятья. Впрочем, стремительный отъезд Марис сам по себе был достаточно красноречив, и теперь Паркер понимал, что она в любом случае не опустилась бы до упреков и выяснений.
Спрятавшись за занавеской в окне обеденного зала, Паркер следил, как Марис садится в машину Майкла. В своей широкополой соломенной шляпе она казалась совсем маленькой, хрупкой, уязвимой. Она надела черные очки — не столько для защиты от яркого солнца, сколько для того, чтобы спрятать заплаканные глаза от взглядов любопытных. Лицо Марис было бледно, несмотря на загар, который она успела приобрести за несколько дней пребывания на острове. Внезапная смерть отца, несомненно, потрясла ее, и Паркер даже боялся, что она может не выдержать свалившегося на нее горя.
Одна надежда была на характер, который угадывался под ее хрупкой внешностью.
Майкл погрузил сумку Марис в багажник машины, потом помог ей сесть на переднее сиденье. Паркер видел, как губы ее дрогнули — очевидно, Марис поблагодарила его за помощь. Заурчал мотор, машина тронулась и свернула на аллею из виргинских дубов, сразу же пропав из вида, но Паркер продолжал смотреть ей вслед, пока до него не перестал доноситься даже шум мотора.
Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Марис. Этого он ожидал, к этому был готов.
Чего он не ожидал, это того, что ему будет так больно.
Уже давно Паркер пришел к убеждению, что боль не имеет над ним власти. После всего, что он пережил, это было бы только естественно, однако он ошибался. Что ж, он знал верное средство, чтобы победить боль, однако после первой же порции бурбона*
[10]
ему стало так худо, что Паркер поспешил в ванную комнату, чтобы освободиться от выпитого. Похоже, во всем мире не было достаточно сильного обезболивающего средства, которое помогло бы ему справиться с тем, что он испытывал сейчас.
