— Ну что, теперь-то ты жалеешь, что приехала? Может, принести тебе телефон, чтобы ты могла вызвать катер и вернуться на континент?
Марис набрала полную грудь воздуха и неожиданно для себя выпалила:
— От чего умер отец Тодда?
Паркер почувствовал, как сердце в груди подпрыгнуло от облегчения и радости. Его улыбка, которая так раздражала Марис, была лишь способом скрыть собственные волнение и тревогу, однако этого она знать не могла.
— Он скончался внезапно или, может быть, он долго болел? — уточнила она.
— Так ты все-таки хочешь поговорить о книге? Марис пропустила этот вопрос мимо ушей.
— Как воспринял Тодд эту потерю? Он страдал или, наоборот, радовался, что его отец избавился от мучений? Любил ли он отца? Старался ли ему подражать? Или эта смерть освободила Тодда от морального ига и тирании отца? — Придвинув плетеный стул к креслу Паркера, Марис села и выхватила у него из рук рукопись. — Надеюсь, ты понимаешь, к чему я подбираюсь?
— К тому, что мои персонажи страдают схематичностью.
— Именно! Ты должен сделать их объемными, облечь, так сказать, скелет плотью. Откуда родом были Тодд и Рурк, кем были их родители, в каких условиях они воспитывались и росли… Все это очень важно. Да, ты пишешь, что они оба хотели стать писателями, но не объясняешь, как появилось у них это желание. Почему они выбрали такой путь? Просто потому, что оба с детства любили литературу, или сам процесс писания был для них чем-то вроде катарсиса — способа дать выход своим чувствам, мыслям, переживаниям?
— Катарсиса?..
— Ты слушаешь меня или нет?
— Ладно, в следующий раз буду держать под рукой словарь.
— Ты отлично знаешь, что означает это слово! — отрезала она.
Паркер снова улыбнулся.
— Да, знаю. — Краем глаза он увидел, что Майкл тихонько встал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Марис не обратила на это внимания — гнев все еще бурлил у нее внутри, и она не замечала ничего вокруг.
— Жизнь в общежитии студенческой общины…
— В другой главе об этом написано подробнее.
— Ага, значит, есть еще одна глава!
— Я работал над ней сегодня утром, — быстро нашелся Паркер.
— Отлично. Что касается первой главы, повторю: она мне очень понравилась, несмотря на… то, что я тебе только что сказала. Когда я ее читала, я буквально ощущала запах нестиранных носков. А эпизод с зубной щеткой — он просто великолепен! Мне даже не верится, что такое можно выдумать. Быть может, ты взял его из собственного опыта?..
— Над чем еще мне стоит поработать? — холодно осведомился Паркер, и Марис кивнула:
— Ага, понимаю, я задала слишком личный вопрос.
— Если вчера ты постирала свое белье, тогда в чем ты спала?
Марис даже задохнулась от возмущения. Слегка отдышавшись, она открыла рот, чтобы отбрить наглеца, но передумала. Закрывая рот, она случайно клацнула зубами, и Паркер это услышал.
— Ни в чем, правда? — сказал он и ухмыльнулся.
Марис опустила глаза. Паркеру показалось, она смотрит на его ноги, и ему захотелось сказать: «Да, ноги у меня больные, но эта штука работает отлично. Если хочешь убедиться — можешь ее потрогать». Но он промолчал, испугавшись, что тогда она точно вызовет катер и уедет от него навсегда.
— Ты права, — проворчал он. — Не стоит задавать слишком личных вопросов.
Марис кивнула и, не поднимая головы, стала просматривать страницы рукописи, на полях которой сделала кое-какие пометки.
— Да, первую главу надо сделать более развернутой, — сказала она и исподтишка покосилась на Паркера, следя за его реакцией. Он ничего не ответил, и Марис со вздохом выпрямилась. — Ты знал, что я это скажу, правда?
Паркер кивнул:
— Как ты справедливо заметила, я скользил по поверхности, не углубляясь в детали.
— И ты сделал это только для того, чтобы проверить мою редакторскую квалификацию?
— Гм-м…
— Ты устроил мне что-то вроде экзамена, как при приеме на работу, правда?
— Что-то вроде того.
Улыбка Марис показалась Паркеру снисходительной, всепрощающей — так мать смотрит на свое непутевое дитя. Она явно решила быть «хорошим парнем» и не отвечать злом на зло. От этого Паркеру стало не по себе. Он бы предпочел, чтобы Марис пришла в ярость, накричала на него, обозвала подонком и мерзавцем, наконец, влепила ему пощечину. Если бы она проявила себя настолько же стервой, насколько он сам был мерзавцем, ему было бы легче исполнить то, что он задумал. Но она повела себя совершенно иначе. Они с Марис словно выступали в разных весовых категориях, причем она об этом даже не подозревала.
— У тебя есть полное право послать нас с Майклом к чертовой бабушке, а то и подальше, — сказал он.
— Мой отец не одобряет подобных выражений, — ответила Марис с достоинством.
— Значит, ты действительно «папенькина дочка»?
— Как правило, да, потому что он очень хороший отец. Мой папа — джентльмен и очень много знает. Мне кажется, ты бы ему понравился.
Паркер хрипло рассмеялся.
— Вряд ли, если, конечно, он настоящий джентльмен.
— Ошибаешься. Папе всегда нравились отважные и дерзкие люди. Думаю, он бы даже назвал тебя крутым.
Паркер снова улыбнулся.
— Разные люди вкладывают в это слово разный смысл.
— Как бы там ни было, папа прочитал твой пролог, и он ему понравился. Он сам сказал, чтобы я занялась этим проектом.
Кивком головы Паркер указал на страницы, которые она держала в руке.
— Так занимайся!..
Марис опустила голову и снова стала листать рукопись, просматривая свои пометки.
— Ты можешь не спешить, Паркер, — сказала она. — Объем тебе тоже никто не ограничивает. В случае необходимости рукопись можно будет сократить в процессе редактирования — я сама этим займусь. Единственный совет — не вываливай всю информацию о персонажах в первых же главах — лучше всего, если она будет равномерно разбросана по всему тексту, чтобы читатель постепенно узнавал, как жили герои, какими они были до того, как впервые увидели друг друга.
— Я уже знаю… — Паркер постучал себя согнутым пальцем по виску. — Вот здесь.
— Превосходно, Паркер, только читатели, к сожалению, не могут читать твои мысли.
— Тем хуже для них!
Марис выровняла страницы и отложила рукопись.
— Что ж, у меня пока все, — сказала она и улыбнулась. — Я рада, что выдержала ваше дурацкое испытание. Ты не представляешь, как сильно я соскучилась по такого рода работе. Я и сама этого не сознавала, пока вчера вечером не начала работать с твоей рукописью. Мне всегда нравилось править текст по-своему, а потом спорить с автором, в особенности — с талантливым автором.
