Волхв пронзительно глянул на него, рот растянул в улыбке, полной сарказма.
– Может, и надо было. Только вот детей и стариков куда бы ты дел? Бросил бы на убой? То-то же… Нам ничего другого не оставалось, как начать новую жизнь – без земли, без хлеба, без надежды на лучшее.
Волхв замер, глаза потупил в костер, языки пламени бегают в зрачках, лицо вмиг сделалось сильно постаревшим. Он тяжело вздохнул и продолжил упавшим голосом:
– Помню, как в одном поселении нашем все пухли с голоду. Даже воины не могли толком от слабости держать оружие, чего уже говорить про женщин и стариков. А дети… хорошо помню умирающих от холода и голода детей… Их лица, их маленькие бледные заплаканные личики… Они просят ослабевшими голосами, их едва различимые слова огромным молотом бьют в самое сердце: «Дядя, дай что-нибудь, спаси нас! Ты же волхв, умеешь творить волшебство!» Они, эти дети, навсегда врезались в мою память!.. Тогда я поклялся любой ценой – любой! – вернуть земли наших предков.
Волхв покосился на Гонориха, герул морщит лоб, двигает бровями, что-то бормочет себе под нос. Старец холодно улыбнулся и обратился к соплеменнику:
– Ты родился уже оторванным от нашей земли. Разве ты не хочешь жить на земле предков, Гонорих, сын Гатара?
Гонорих молчит, лишь смотрит исподлобья на жреца.
– Ты воин знатный, но ты многого не понимаешь… Да и, по правде говоря, тебе это не нужно понимать вовсе! У тебя другой Путь…
Наступила пронзительная тишина. Слышно, как где-то вдалеке орут лягушки, тихо ржут получившие свободу кони.
Жрец вновь тяжело вздохнул.
– Гонорих, не терзай себе душу – знаю, это сложно. Но верь мне. Нам верь. Так нужно… Кстати, что будем делать с этими степняками, что вы приволокли?
– А что с ними делать? Кончить – и вся недолга! – отозвался герульский вождь.
– Как?… Как кончить?! – недоуменно пролепетал Гонорих, брови мгновенно подлетели чуть ли не к макушке. – Они же… Я думал, они нам тут нужнее, потому и не убил тогда, в амбаре!
Волхв с вождем переглянулись, предводитель герулов прыснул смехом.
– Ты воин знатный, Гонорих, но глуп как ребенок… – спокойно произнес волхв. – Их нельзя в живых оставлять.
– Это еще почему?
– Как же ты не уразумеешь… Если этот Емшан и Вогул умрут, тогда гунны с двойной силой навалятся на русов. Ведь они охочи до скорой мести. Они будут мстить за смерть наследника гуннского хана.
– Но ведь он же… они ведь погибнут на самом деле не от рук русов!.. – не унимается Гонорих, он чувствует, как внутри все начинает закипать, руки сами собой начали сжиматься в кулаки. – Ведь на самом деле… я презираю этих степных шакалов, все это знают – но это… это ж неблагородный размен!
Волхв вздохнул и коротко бросил:
– Что ж, это будет небольшая жертва во славу нашей будущей победы…
Гонорих тяжело дышит, красные пятна проступили на его бледном лице, единственный глаз страшно выпучен. Вдруг он почувствовал, как внутри его что-то сломалось с треском, точно пересохшая ветка под тяжелым сапогом. Его взгляд пробежал по лицам герулов, потом переметнулся на выстроенные цепью повозки, чернеющие вдали низенькие дома, одинокие фигуры людей. Гонориху вдруг все показалось каким-то чужим… Он медленно поднялся, лицо перечеркнула гримаса боли – раненый бок еще саднит. Герул поморщился, но тут же лицо вновь сделалось каменным, непроницаемым.
– Не любо мне это… Все это не для меня! – громыхнул Гонорих.
Волхв и герульский вождь лишь молча смотрят на скрывающуюся в ночи его мощную фигуру. Вдруг Гонорих остановился, его глаза прошили каждого по очереди и лишь споткнулись о властный взгляд волхва. Гонорих воинственно сдвинул брови и бросил через плечо:
– А раненых гуннов надобно вернуть! Кончить немощных вчерашних друзей – не по совести это!
26
Перед глазами Боряты плывут деревянные постройки в один поверх. При малейшем движении грубо смотанные веревки больно врезаются в запястья. Рядом топают вооруженные герулы, поверх кожаного нагрудника наброшена кольчуга с крупными кольцами, лица скрывает неподвижная личина, широкие мечи на перевязи шлепают по бедрам, в руках полированные десятками ладоней древки копий, смертоносные навершия блестят холодным огнем.
Хлипкие домишки герулов громоздятся близко друг к другу, нависают деревянной стеной, угрожают обрушиться и погрести под собой пленных славян. После антских просторов и древлянского городища эти строения казались чем-то нелепым. Хотя и его взор приметил, что этот народ очень похож и на антов, и на древлян, и на русов. От Веслава он когда-то слышал, что есть непокорные, воинственные герулы, что живут восточнее границ Русколани. Но он и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в их городе. Откуда тогда ему было знать, что путь его толкнет сюда? Он был тогда уверен, что этого не произойдет, ведь у него был дом, не любимое, но ремесло, Горяна в конце концов.
Тут мысли Боряты осеклись, горечь и боль внезапно сжали сердце. При воспоминании о Горяне жар волной пронесся по телу, горло сдавило.
«Гунны! – про себя злобно прошипел ант. – Это они во всем виноваты! Эх, если бы чуть везения да умения, не плелся бы сейчас связанный по рукам, аки глупый заяц. Да и Горянушку вместе с дядей Веславом оборонил бы… Эх, Горянушка, как жить теперь без тебя…»
Борята всхлипнул, оступился, нога угодила в зловонную лужу. Ант едва не плачет от накативших воспоминаний о доме, о семье, о любимой. Но вскоре волна грусти и безысходности сменилась ледяным холодом, что медленно проникает в каждый уголок тела. Желание мстить обручем сдавило грудь.
Перед славянами вырастают массивные врата храма. Йошт спешно пробежался по замысловатой клинописи.
– Это же… Храм Табити!.. – выдохнул венед.
Кондовая древесина обита медными листами. Славяне невольно зажмурились – взошедшее солнце косыми лучами бьет в эти двери, и блеск желтого металла буквально ослепляет. Но Борята успел разглядеть причудливый и вместе с тем давно знакомый орнамент: по краям огромные языки пламени стекаются к центру, где замер лик какого-то существа. Его он видел впервые. Ант не сразу разобрал отлитую в меди голову женщины с клыками у рта, но взор таил в себе столько нежности, заботы и любви… По коже Боряты пробежала стайка противных мурашек.
– Зри, треклятый рус, вот она мощь, которая в скором времени сокрушит вас! – послышался чей-то властный голос. Борята узнал герульского вождя.
Перед глазами внезапно возникло умертвие Кияк-сара – скифского великого вождя. Глазницы светились спокойным огнем. Странно, но он больше не вызывал ужаса. Царь скифов будто кивает анту, подбадривает…
В это же мгновение что-то щелкнуло, громыхнуло и ворота медленно подались вперед. Лик Табити стал грозно приближаться, Борята и Йошт завороженно смотрят на врата храма. Славян грубо впихнули внутрь.
