— Отдашь меч и доспехи моему слуге, — произнес я, пряча саблю в ножны, и пошел к помосту.
Зрители молча наблюдали за мной. Я победил, но не убил. Это считалось верхом то ли благородства, то ли презрения к противнику и уж точно — превосходства над ним. Для герцогини Элеоноры и других дам Бертран де Борн перестал существовать. Жалкий и любимый обитают в разных местах. У них теперь новый кумир.
Первой меня поздравила герцогиня Элеонора.
— Ты в Византии научился так хорошо драться на мечах? — кокетливо поинтересовалась она.
— Не только, — ответил я. — В том числе и во время тренировок с твоим мужем Генрихом. Он, кстати, бьется намного лучше этого ничтожества.
Элеонора посмотрела на мужа так, будто узнала о нем что-то невероятное.
Генрих, немного смущенный моей похвалой, спросил:
— Почему ты не убил его?
— Тогда бы живое ничтожество превратилось в мертвого героя, — объяснил я, — а мертвого героя одолеть невозможно.
32
Попировав еще два дня, я откланялся. Герцог Нормандский и Аквитанский щедро расплатился с моим отрядом, выдав командиру солидные наградные. Я повел своих валлийцев и брабантцев в Руан. Но не всех. Реми произвел в рыцари и назначил кастеляном замка на реке Туэ. Два десятка брабантцев были оставлены в замке для несения службы. Уверен, что они будут верны мне. Хотя бы потому, что местные будут презирать новоиспеченного рыцаря, не примут в свой круг. Реми ответит им по-брабантски — просто и грубо. За что его невзлюбят еще больше.
В Руане стояли под выгрузкой две мои бригантины. Вторая недавно была закончена Тиберием. Она делала свой первый рейс. На них и своей шхуне я переправил на противоположный берег Ла-Манша валлийцев с лошадьми, в том числе и трофейными. Поскольку военные действия в Англии не велись, отряд должен без проблем добраться домой по суше. Командовал им рыцарь Джон, которого сопровождал оруженосец Роберт де Беркет. Мне незачем было идти в замок Беркет. Тибо и Шусан присмотрят за детьми. Затем я посадил на бригантины и шхуну чуть больше сотни брабантских солдат и их семьи и отплыл в Португалию. Боялся, что застану там умирающую после неудачных родов Латифу. Чем быстрее приплыву, тем меньше ей мучиться. И жить.
В Лиссабоне меня ждали только приятные новости. Все были живы и здоровы. Латифа родила дочку, которой дали при крещении имя Беатрис. Родились дети и у моих кузенов, а у Карима — сразу двое, от обеих жен, и еще две наложницы ходили с большими животами. Принятие христианства не мешало Кариму и другим португальцам иметь много жен. Королю Афонсу нужны был подданные, церкви — плательщики десятины, поэтому светская и духовная власть смотрела сквозь пальцы на количество жен и считала всех детей законными. Самир сообщил, что все мои дома сданы в аренду и приносят прибыль и что бригантины за навигацию отобьют половину своей стоимости, если не больше. На две пытались напасть пираты на галерах, но высокие борта и экипажи, вооруженные арбалетами, помогли отбить атаки. Одну галеру удалось захватить. Самир продал ее и, по моей инструкции, распределил половину вырученных денег, как призовые, между членами экипажа. Тиберий строил для меня следующее судно. Весной буду иметь уже семь бригантин. Я опять превращаюсь в богатого судовладельца.
Нападения пиратов на мои бригантины натолкнули меня на мысль, что не мешало бы и самому немного поразбойничать. Летняя навигация еще не закончилась. Да и в этих краях суда ходят практически круглый год. Разве что в январе и феврале, когда часты шторма, делают перерыв. Я снарядил шхуну, взял с собой четыре десятка валлийцев и Карима на роль наводчика и переводчика. По его словам, в Севилью чуть ли не каждый день приходили суда из Африки и других мест. Поэтому я направил шхуну к устью Гвадалквивира, на берегах которого расположены Севилья и Кордова.
День был солнечный, но не жаркий. Дул свежий северо-западный ветер, поднимая невысокую волну. Курсом бакштаг правого галса шхуна неслась со скоростью восемь-девять узлов вдоль берега в сторону Кадиса. Устье Гвадалквивира прошли примерно час назад. Эта река выносила в океан еще больше мути, чем Гвадиана. Светло-коричневое пятно уходило от берега на несколько миль. На этой мутной воде болталось несколько рыбацких баркасов и лодок, а над ней кружилось много чаек. Наверное, там много рыбы.
— Вижу судно! — прокричал наблюдатель из «вороньего гнезда» и показал направление.
Шло оно ближе к берегу, поэтому я приказал подвернуть немного влево и приготовиться к бою. Я облачился в длинную кольчугу и напялил на голову большой шлем. Бригантину надевать не стал. В море всегда есть шанс свалиться за борт. В кольчуге я выплыву, проверено, а вот в бригантине будет трудно. Рядом со мной надевал кольчугу Алехандру. Она была великовата, но сам факт снаряжения к бою делал этот недостаток несущественным. Экипаж величал мальчишку виконтом, хотя видели моего старшего сына, которому, по идее, должен достаться титул. Я подумал, что, наверное, они правы. Ричарду в Португалии делать нечего. Он не трус, но пошел в бабушку по матери — слишком рассудительный, не хватающий звезд с неба. Да и море не любит. И Португалию. Роберт в этом плане побойчее будет, но ему титул не положен в обход старшего брата. Так что, когда вырастут, получат сыновья Фион мои английские владения, станут баронами короля Стефана или его наследника. Графский титул пусть сами зарабатывают. Я же переберусь навсегда в Португалию. Титул оставлю старшему сыну Латифы. Алехандру здесь вырос, это его страна, значит, и графский титул его.
Галера была метров около сорока длиной и семи шириной. По тридцать два весла с каждого борта, причем весла располагались парами. У галеры имелись две мачты, немного заваленные вперед. Фок (передняя) был выше грота. На грот-мачте развевалась красная хоругвь с двумя скрещенными золотыми саблями. На обеих мачтах латинские паруса свернуты, потому что шли против ветра. На корме под навесом стояло высокое кресло, в котором сидел человек, отдававший приказы, наверное, капитан или судовладелец. Мавры заметили шхуну, маневр наверняка поняли, но продолжили следовать прежним курсом. На носовой и кормовой площадках галеры стали появляться люди, вооруженные луками и короткими копьями.
Мои лучники тоже заняли места на фор— и ахтеркастле. Сближались мы быстро. Шли под острым углом к курсу галеры, чтобы успеть повернуть перед самым ее носом и пройти по веслам, ломая их и лишая ее хода и управляемости. Когда до галеры оставалось метров четыреста, я отдал приказ начать обстрел. Противник пока не отвечал. У нас и луки были дальнобойнее, и стрелы летели по ветру. На носовой площадке галеры упало несколько человек, убитые или раненые, после чего остальные присели за фальшборт. Только когда дистанция между судами сократилась метров до ста пятидесяти, маврские лучники встали и начали отвечать. Их легкие стрелы сильно сносило ветром. Но все равно некоторые находили цель. Один валлиец упал, сраженный насмерть, еще двое присели за фальшборт, раненные. Мои лучники смели всех, кто бы на носовой площадке галеры, принялись за кормовую. Капитан галеры понял, что я иду на сближение, и отдал приказ поворачивать вправо. Весла правого борта замерли в воздухе, а весла левого продолжали грести. Галера уже повернула градусов на тридцать, когда мы прошли вдоль ее левого борта, сломав несколько весел, расположенных ближе к корме, и потеряв ход. Суда стукнулись бортами и начали расходиться. Мои матросы зацепили за борт галеры четыре «кошки».