– Типа того. Поздравляю с успешным выходом на орбиту, – ободрил оперативную группу Коваленко.
Все озирались, словно в пещеру артефактов плюхнулись. Неизбежная реакция. Младший сержант Земляков, очередной раз, пусть и временно, повышенный в звании, справедливо считал себя опытным оперативником, но все равно башкой вертел и поудобнее увесистый мешок перехватывал. Должно быть, со стороны смешно выглядит.
Трава, неожиданно тяжелая, влажная, пахнущая недавним теплым дождем. Реденькая роща. Небо, недавно просветлевшее, ветра нет, душновато. Пахнет летом и… В общем, глубоко сельской местностью попахивает. Рокочет на горизонте. Нет, гроза ушла в другую сторону. Это артиллерия. Физиономии у Марчука и Спирина одинаково потрясенные – не слыхали офицеры такого количества стволов. Но пока до них далеко…
– О, встречающие, – Женька увидел трех человек, поднявшихся из кустов на краю поляны.
Марчук и Спирин вздохнули, кажется, с облегчением. Коваленко – наоборот. Вот же странный человек ИО начальника Отдела – нет бы улыбнуться сердечно.
Встречающие подходили, и товарищ Торчок, забрасывая за спину ППС, уже издали поприветствовал:
– Здравия желаем, товарищи офицеры. Тож с благополучным прибытием.
Павло Захарович не сильно изменился: все тот же компактный, длиннорукий, по-пехотному близкий земле, на мятых погонах одинокие ефрейторские лычки. Пилотка поперек головы, вид сугубо фронтовой, обтрепанный, хотя гимнастерка новая. Старшина Шведова тоже та самая – лицо строгое, дабы миловидность изгнать и спрятать как можно дальше. И сумрака на том лице вроде бы поменьше – впрочем, Женька старался не разглядывать: неприлично, да и есть кое-кто, кому старшина поинтереснее.
Со старыми знакомыми встречал опергруппу и капитан: сухощавый, среднего роста, с эмблемами войск связи на погонах. ППШ за плечом, ничего особенного. Впрочем, именно таким и должно быть доверенное «лицо контактной группы».
Товарищи офицеры проясняли обстановку, Спирин вслушивался и пытался прийти в себя, Женька беседовал с младшим командным составом.
– Нормально, – сказала Марина. – Подготовились основательно. Транспорт, охрана, связь. Осталось Львов освободить. Только я так и не поняла – почему этот ваш эсэсовец в городе остается? Диверсант?
– Пока не ясно, – Земляков с некоторой нервностью оглядел старых друзей. – Слушайте, а как со стволами? Вроде бы должны нас снабдить.
– То попозжей, – объяснил Торчок. – Оружие, имущество – всё подвезут.
Шведова молча расстегнула полевую сумку, извлекла знакомую кобуру.
– Вот понимающий человек, – Женька покосился на офицеров. Марчук смотрел на кобуру с нехорошей завистью, Коваленко упорно не желал поворачивать голову – понятно, не на пистолет, а на старшину опасался глянуть.
Подмывало проверить «Лахти» – привычка есть привычка, но возиться на глазах безоружного командования было нетактично. Женька спрятал кобуру за пазуху.
Двинулись к транспорту: «виллис» был замаскирован срубленными ветками в рощице. Сложили груз, с трудом втиснулись сами, свешивая ноги и иные части тел. Торчок старался не упираться сапогами в «импортные» мешки:
– Оборудование? Тож помнем случаем…
– Опирайтесь, вполне безопасно, – разрешил капитан Марчук.
Капитан «контактной группы», назвавшийся Поповым, сел за баранку. Перегруженный «виллис» закряхтел, дернул с места, подминая ветки и кусты. Женька, приобняв старшину, крепче вцепился в борт:
– Извиняюсь, исключительно в целях техники безопасности.
– Да ладно, товарищ младший лейтенант, я ж вас знаю. Держитесь. Не женились еще?
– Нет. Но добился твердого согласия.
Шведова по-простому улыбнулась.
Машина выбралась из леска, дунул свежий ветер.
– Вот, проветримся, – с облегчением сказал Марчук. – А то духотища.
– Это, товарищи, не духота, а последствия пребывания немецко-фашистских захватчиков, – пояснил крутящий баранку Попов. – Не знаю уж, что за кавалерия за рощей стояла, но гадили их першероны изрядно. Мы пока вас ждали, и так, и этак, с наветренной стороны… Впору противогазы надевать.
– Да, с точкой рандеву мы не очень угадали, – пробормотал Коваленко. – Еще и ждать нас пришлось.
– С санитарной точки зрения, ничего страшного, – заверила Шведова. – Пехотные части в этом отношении намного опаснее.
Засмеялись. Виллис катил под горку, стиснутые и перемешанные с «аборигенами» оперативники начали акклиматизацию.
* * *
По большаку прокатила колонна машин – заправщики и грузовики спешили догнать ушедшие вперед танки своей бригады, и дорога вновь опустела. Та странная полоса относительной тишины: фронт прорван, немцы частью огрызаются в больших и малых котлах, частью поспешно отходят на запад. Где-то наши танки движутся с опережением и грозят новым котлом, где-то вообще нет никаких крупных соединений и жизнь замерла в шаткой неустойчивости. Прорывы, клещи, котлы, паническое бегство…
Впрочем, здесь, у сгоревшего, должно быть, еще в 41-м хуторка, царил порядок и относительная тишина. Проверялась техника, пехота набиралась сил, наверху стояли часовые, бдили наблюдатели у крупнокалиберных зенитных пулеметов. Тут имелось все: два взвода автоматчиков, грузовики, новенькие виллисы, мотоциклы, трофейный тягач, полевая кухня, санитарный фургон-полуторка (правда, довольно потрепанный). Спецотряду придавалась и ударная сила: крошечный БА-64
[57]
, танковый взвод в количестве трех Т-34-76, полугусеничная ЗСУ М17
[58]
и пара роскошных, кажется, еще пахнущих заокеанской краской, ощетинившихся пулеметами «Скаутов»
[59]
. Кроме танковых радиостанций в отряде имелись и прикомандированные связисты с надежными «Северами»
[60]
и прочей радиотехникой.
Все это вверялось командованию опытного московского смершевца – майора Коваленко. «Потяжелевшая» звезда на погоне начальнику Отдела не давила – вошел в курс, командовал уверенно и, главное, стал смотреть во все стороны, даже и в старшинскую.
Женька со Спириным ознакомились с бронетранспортерами, на которых предстояло двигаться, пообщались с водителями и пулеметчиками машин. Спирин не мандражировал – интеллигент, конечно, но в пределах разумного. Для порядка осмотрели ЗСУ.
