…На дремотные суеверия лейтенанта Спирина потянуло. Вадим с ожесточением потер глаза – поплыли радужные круги. Глупо. О живых нужно думать. Стреляют в городе, дребезжит в отдалении что-то немецкое, автоматическое и малокалиберное, но жутко настойчивое. Изредка отвечает ему наша сорокапятка. Кто-то сейчас обтирает от смазки орудийные патроны, кто-то пробирается подвалом или наблюдает с крыши. Честное слово, им даже легче – не нужно таиться, не нужно раздирать себе слипающиеся веки.
А дом с засадой тих и темен. Тут напрямую всего-то с сотню метров. Спят обыватели, измученные страхом, боящиеся даже свечку зажечь, бойцы опергруппы уже догадались, что никто не придет, оставили часового и повалились на пол конспиративной квартиры. Наверное, Коваленко сторожит, мучается. Да, жаль девочку…
Вадим определенно не спал, но по сапогу его двинули абсолютно внезапно. Что за привычка у ефрейтора в людей автоматным стволом тыкать? А если пластина предохранителя соскочит?
Спирин сдвинул рукав масккостюма, глянул на светящийся циферблат:
– Еще пяти нет.
– Отож воистину бесценна познанье, – прошептал Торчок. – Ты сигнал зришь, чи ни?
Вадим всмотрелся: в окнах ни проблеска.
– Та башку повороти, лейтенант, – рассердился Торчок. – За кусты, до тех горбылин глянь…
Спирин пытался рассмотреть – тьма одна. Кусты кое-как угадывались, помнилось, что за ними груда строительного хлама, видимо, по приказу коменданта шталага рассортированная на отдельные кучи: булыжник, белый камень, старые доски… Но не видно же ничего.
Голубоватая вспышка, через паузу две короткие, еще одна, подлиннее…
Глупейшую мысль об экране случайного смартфона Вадим отбросил. Естественно, сигнальный фонарик с фильтрами. Вот оно!
– Обходное нужно, – прошептал Торчок. – Наши оттуда набегут, оно пождет, разглядит, и до бегов. А тута мы.
– Командуй, Павло Захарович.
Отползли к автоматчикам, те сигналы тоже засекли. Торчок в двух словах объяснил диспозицию.
– Только живьем брать, – напомнил Спирин, чувствуя, как начинает колотиться сердце.
– Сделаем, – прошептал один из автоматчиков. – Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, я в разведроте до ранения служил.
Отползли чуть дальше от проволоки, развернулись малочисленным фронтом к складу «стройматериалов». Вадим одного из автоматчиков сразу потерял и полз, весьма приблизительно понимая, что и как нужно делать, за ефрейтором, старался быть бесшумным. Что за черт, о тактике разведгрупп лейтенанту было известно почти все, но непосредственно в данной обстановке…
– Отож поспели, – с удовлетворением прошептал Торчок. – Мы крутим, ты разговариваешь, так, лейтенант?
– Наоборот вряд ли выйдет, – согласился Вадим.
Тишина томительная, только аж за парком, у Дирекции железной дороги, неизвестный стрелок спешно опустошил магазин винтовки, умолк… И, словно отвечая, прогремела близкая автоматная очередь. Вадим видел вспышку у ствола «штурмгевера» – через мгновение злобно закричали снизу, от дома, потом оттуда ответили автоматным огнем…
Метнулись от груд камней фигуры – одна огрызнулась огнем.
– Порснули, – едва слышно возмутился Торчок.
Фигуры действительно рассыпались – их оказалось три. Одна бежала почти на оперативников. Павло Захарович, пригибаясь, почти сливаясь с землей, шмыгнул наперерез. Вадим пытался понять, что должен делать, но думать стало некогда – Торчок бросился под ноги бегущего – тот, ахнув, покатился по неровной земле – ефрейтор вис на противнике некрупным, но увесистым грузом, цеплялся за автомат. Рядом возник сержант, навалился на брыкающихся соперников. Спирин опомнился, прыгнул к ним, разглядел морду противника – кепи свалилось, враг тряс светлой челкой. Боролись за автомат, хотя Торчок успел выдернуть из МП магазин и колотил им немца в шею. Вадим преодолел мгновенную нерешительность, вжал ствол ППС в бледный лоб. Немец мычал, но лейтенант нажал крепче.
– Вот и ляжи, – просопел Торчок.
Они с сержантом крутили пленнику руки. Вадим смотрел в распахнутые от ужаса глаза немца, тот выдохнул «mein Gott» и окончательно перестал сопротивляться. Спирин опустил автомат, потянулся к ножу – ворот пленному обрезать.
– Уйдет, уйдет, падла мелкая! – закричал второй автоматчик, глядя куда-то в сторону.
– Возьмем! – крикнул Вадим, отпуская рукоять финки. – Павло, ворот немцу сдерите…
– Та вон разумный, жить полагает, – заверил Торчок.
Спирин уже не слышал – бежал, несся почти ощупью, ориентируясь на направление бегущего чуть впереди автоматчика – боец что-то видел, действовал… Стреляли правее, ревел командный голос – определенно это майор Коваленко нагонял страху. Пронеслись в темноте трассирующие пули – кажется, самозарядка указывала направление.
– Вон он, гад! Как раз мелкий! – автоматчик дал очередь из ППШ. Факел выстрелов порядком ослепил Спирина, пришлось зажмуриться, по инерции нащупывая сапогами неровную землю. Закричал:
– Только живого!
– Да я его прижимаю! – в азарте крикнул боец.
Это верно. Напугать, прижать, заставить остановиться. Вадим вскинул своего «судаева». Где немец?
Встречные торопливые выстрелы оказались абсолютно неожиданными. Оторопевший Вадим машинально шагнул в сторону, автоматически нажал спуск. Собственно, и не целился – просто взял повыше коротких вспышек…
…Автомат колотился, пока магазин не опустел…
– На, сука! – мелькнувший впереди боец ударил прикладом, кажется, бил плашмя. Бросил автомат, упал на смутно-темное, охнул…
Вадим, отшвырнув пустой ППС, в два прыжка подскочил к борющимся.
– Du Arschloch!
[86]
– рычал пойманный.
– У, ты, мля, – удивлялся автоматчик.
Бойца отбросил мощный пинок коленом, немец в разодранной камуфляжной парке попытался сесть и схватить автомат, но лейтенант Спирин рухнул сверху, стараясь своим весом вбить драгоценную говорящую добычу в землю. Немец выставил локоть, и вдолбить врага в землю не слишком-то получилось. Правда, и удар локтем в бронежилет повредил больше локтю, чем оперативнику…
Кажется, у немца за ремнем торчал пистолет, Вадим отталкивал от оружия немецкую лапу, бодал врага каской. Тот, молча, норовил ударить в лицо. Подкатился автоматчик, ухватил немца за руку:
– Держи, держи его, лейтенант!
– Дык, – Вадим крякнул, получив удар в живот – даже сквозь бронежилет весьма ощутимый. Немец выворачивался, как здоровенный угорь, перевернулся на брюхо, норовил уползти, хотя за него вдвоем цеплялись. Только бы пистолет не выдернул…
Каска сползла Вадиму на глаза, не совсем уловил, когда над дерущимися возникла фигура, мелькнул приклад самозарядки – немец, отхватив окованным прикладом по спине, длинно выдохнул и замер, словно парализованный. Катерина оперлась в спину пленника коленом, мелькнул клинок штык-ножа – отлетел в сторону отхваченный ворот немецкой парки. Кромсая все подряд у шеи добычи, Мезина озабоченно пробормотала:
