Женька вспрыгнул, одной ногой оперся на перила крыльца, второй наступил на дверь. Левая рука с отшибленными пальцами не очень-то слушалась, но Земляков подтянулся, навалился животом на жестяной козырек…
– Хальт! – с чудовищным английским акцентом проорала подбегающая Катька.
Беглец, уползающий на четвереньках к коньку крыши, оглянулся. Бледное костистое лицо, расширившиеся от страха глаза – нет, определенно он – медицинский штурмбаннфюрер. Кроме характерного носа и запоминающихся куцых бровей, Женька разглядел пистолет – «вальтер РРК» – весьма удачная модель, но только не тогда, когда в тебя целится…
Земляков успел пригнуть голову, вспышку выстрела видел лишь краем глаза. По плечу словно ломиком врезали – Женька осознал, что летит вниз, что и подтвердилось весьма неприятным соприкосновением со ступеньками. Хорошо, что деревянными…
Над головой часто застучала самозарядка – Катрин пыталась напугать, прижать верткого беглеца к крыше, но штурмбаннфюрер, дрыгнув ногой, уже перевалился за конек.
– Ну, гадина! Ты жив?
– Вроде…
Женька уже сидел, чувствовал себя живым, но сильно ушибленным. Болело левое плечо, ребра с правой стороны, крестец… Ну, много чего болело, но больше всего пальцы, опять же левой руки.
– Давай через калитку! – Катрин уже неслась в обход дома.
Женька, кряхтя, подскочил. Захромал к калитке, проверяя, за поясом ли второпях заткнутый пистолет – слава богу, на месте «токарев». С сарая спрыгнул сержант Вася:
– Фриц на дерево сиганул!
Подбежали к калитке – увидели еще раскачивающиеся ветки невысокого деревца. Немец, видимо, уже перескочил на забор и на улицу…
Бойцы выскочили за калитку – беглец, проявивший столь непредсказуемые обезьяньи таланты, пересекал улочку.
– Прижми!
Вася приложился к ППС – очередь заставила беглеца шарахнуться в сторону. Женька бежал следом. За спиной затрещали доски – товарищ сержант решила не терять времени на возвращение к калитке, проламывала забор…
Визе юркнул в ворота – дом приличный, хотя и одноэтажный, но с каменной аркой. Земляков поднажал – злость подступила: пальцы на левой руке болели зверски, да вообще нет приличных слов – за каким-то полумерком эсэсовским и столько беготни…
…Очередной двор, детские качели, шустрое пятно эсэсовской камуфляжной куртки метнулось в угол, к проходу… Знает, подлец, округу…
Вася подотстал, зато левее мелькнуло разъяренное «амебное» пятно – нет, не растеряла Екатерина Георгиевна спортивную форму, догнала и обогнала переводчика, молнией пронеслась мимо качелей…
…Короткий пустырь, заборы… Визе свернул направо – это он напрасно, там перекресток, улица широкая, кажется Кульпарковска… Штурмбаннфюрер обернулся, нырнул за угол…
Катрин опережала шагов на тридцать, долетела до угла, на ходу прикрыла лицо винтовкой, опасаясь пистолетной пули. Исчезла и тут же отпрыгнула назад.
– Что? – прохрипел Женька.
– Немцы. До хера…
Земляков выглянул…
…Действительно, до хера. Метрах в ста. Целая колонна или механизированная боевая группа. «Пантера», за ней «Ганомаг», еще что-то гусенично-бронированное… К дому жались настороженные пехотинцы, смотрели навстречу. Загнанный Визе, отплевываясь и оглядываясь, почти неспешно шел к своим. Не боится, гадина.
– Halt! Werde Schieβen!
[137]
– крикнул Женька.
– Nein, wirst du nicht. Ich brauche lebendig
[138]
, – насмешливо прохрипел эсэсовец и остановился: – Und wenn Umgekehrt? Sie sind nicht irgendwelche hartnдckige Kommunisten?
[139]
Мудрит доктор, мудрит… Женька машинально принял сунутую ему СВТ. Катрин пробормотала:
– Я зубы заговариваю, ты снимаешь. Осторожно.
У товарища Землякова на языке вертелась уйма уточнений, вопросов и междометий, но безумная старший сержант уже шагнула из-за угла к поджидающему ответа штурмбаннфюреру…
Опергруппа/старший сержант Мезина. 12:20
…Пустые ладони лучше держать на виду – Катрин двигалась неспешно, хотя очень хотелось поторопиться. От немецких машин отделилось четверо фрицев – шли неуверенно, вглядывались в остановившихся – с их стороны трудно понять, что происходит. Вообще-то Катрин и сама не очень понимала. Логичнее было с ходу продырявить скользкого Визе и прихватить раненого. Если язык не отстрелить, то заговорит, шмондец этакий, никуда не денется. Но раз хитроумный эскулап готовность к импровизации проявил, то отчего ж отказываться? Оценим, чья импровизация импровизированнее.
Загнали эсэсмана: задыхается, легкие ему воздух рвут – не выдержал, согнулся, одной рукой о колено уперся. Но пистолет направлен – левша, в левой у него вальтер. Явно понял, что на преследователях защита – короткий ствол ниже бронежилета смотрит. Экая наглость – в приличную даму так неприлично целиться. Рука подрагивает, но в меру – уверен в себе Визе…
– Гутен таг, – проявила скромные познания в немецком Катрин.
– Добрый утро, – согласился Визе и сплюнул – густая слюна повисла на подбородке.
– Фу, – позволила себе быть утонченно-женственной товарищ Мезина.
– Ecсе номо
[140]
, – штурмбаннфюрер усмехнулся и вытер хлебало. – Вы есть спортсмен?
– Физкультурница. Citius, altius, fortius!
[141]
Фирштейн?
– О! Конечшно! Я вас знать.
– Польщена. Герр Найок делился впечатлениями? А вы из буршей, что ли? – Катрин не слишком воспитанно показала пальцем на старый шрам под негустыми волосами собеседника.
Визе вновь улыбнулся. Загнанный, в распахнутой куртке – под ней изгвазданный мундир лейтенанта-сапера. Готов рисковать, падла. Да, весьма хладнокровный типчик для доктора. И ведь затягивается беседа, затягивается. Немцы осторожно подступают, с машин десяток стволов смотрит, хорошо танк свою дуру не нацелил. А Жека чего-то ждет. Пора бы…
Смотрел испытывающе Визе, осторожно топали сапоги приближающихся солдат. Слева булыжная мостовая, узкий тротуар, справа стена дома. Наверное, мастерская: большое окно в частом переплете, часть стекол разбита…
– Фройляйн, нам есть о чем говорить? – Визе приглашающе кивнул в сторону техники.
Нехорошо. Что-то молчит Евгений. Немца Катрин загораживала собою, но обе докторские ноги на виду. Неужели сложно с тридцати шагов мишень подковать?
