Хорошая свадьба получилась.
Товарищи бойцы и командиры поздравили душевно, пожелали хорошего, потом вспомнили ушедших. Мамы всплакнули, потом молодая жена Землякова-старшего преодолела совершенно не идущую столь длинноногой особе стеснительность и неожиданно сказала:
– За Победу, да?
Правильно сказала. Выпили за ту Победу, к которой все присутствующие, пусть и символически, но были причастны. И за новую, до которой еще идти и идти…
Вино (и правда просто удивительной легкости) закончилось, перешли к чаю и тортам. Тут к Женьке пробился дежурный по КПП и сказал, что какой-то гость, припоздавший и без пропуска, заскочил и подарок оставил. Сказал, что улетает срочно, бежит-спешит в Шереметьево, но «покорнейше просит передать и засвидетельствовать».
– Иностранец, похоже. Акцент странный и вообще весь из себя…
– С тросточкой? – догадался Женька.
– Ага. Но он уже слинял. Пакетик оставил…
С пакетиком разобрались позже. А тогда приехал Варшавин со своей психологической королевой и поздравили от лица «ФСПП и всей службы в самом широком смысле».
Опустели блюда и столы, мгновенно самоочистился плац, уехали родичи. Шустро работавшие метлами на плацу комендачи последними пожелали новобрачным счастья и неспокойной ночи.
Женька волок пакеты и коробки с подарками.
– Что ты все заграбастал? – удивилась Иришка. – Давай, небось, не безрукая жена тебе досталась.
– Не, ты так иди, – взмолился новобрачный.
– Вот ты фетишист, – польщенно улыбнулось дивное видение.
Воистину прекрасна была Ирина Кирилловна в фате, форменном комбинезоне и на высоких каблуках.
С подарками потом, урывками между службой, разбирались. Много было надарено хорошего, не столько ценного, сколько полезного и памятного. Но тот отдельный пакетик, конечно, потряс молодых. В смысле, конечно, не сам совершенно обычный из дьюти-фри пакет, а содержимое.
Собственно, открытка и духи там лежали. Флакон грубоватого, неровного дутого стекла в кожаном футляре. На коже вытиснен силуэт замковых башен – видимо, фирменный знак. На другой стороне футляра пейзаж: озеро, берег, густым лесом заросший. Выжжено было тщательно, пусть и не слишком изящно, но любовь к тем озерным берегам художник сполна в свою работу вложил. Ну и грусти в том пейзаже тоже хватало.
Непосредственно о духах можно сказать много, но лучше не говорить. Очень уж неблагопристойно получится. Ирина Кирилловна считала, что это не аромат, а «афродизиак с вкрадчивым напалмом», Евгений полагал, что секрет в букете, чрезвычайно удачно подобранном и безупречно подходящем рыжеволосому объекту. В общем, не нужно об этом болтать. Лучше о главном подарке…
Открытка оказалась полна загадок. Лицевая сторона, расписанная вручную, иной раз вводила в замешательство слегка суеверного товарища переводчика. Вроде бы всего лишь орнамент, пусть сложный и профессионально выполненный. Но аллюзии и ассоциации он каждый раз иные вызывает. Ломкие линии, неяркие цвета и что-то вроде магии. Иришка могла завороженно разглядывать и восторгаться, а мнительному супругу больше нравилось внутреннее содержимое поздравительного послания.
Да, многие на внутреннем развороте отметились. Центральную часть занимало старательно накорябанное детское поздравление: похоже, выписывали строчки всем детсадом и с разным уровнем боевой орфографической подготовки. Еще всяческими дамскими почерками по-английски поздравляли, а неизвестная землячка Дарья желала счастья и передавала привет Якиманке на чистом русском языке. Мужчина с четким мелким почерком и инициалами КВ поздравлял на странноватом диалекте опять же английского и намекал, что «люди нужны, есть работа увлекательная». Очень разными языками поздравляли и разными чернилами. Даже по-немецки передавали наилучшие пожелания от таинственной Mannschaft
[157]
. Была строчка красивой вязью от старшины Торчка. А в верхнем углу стояла красная карандашная резолюция п-ка Попутного с требованием немедленно активизировать работу по ускорению планового роста численности младенческого народонаселения. Сбоку, по вертикали, передавала поклон некая Мариэтта Тимуровна с семейством.
– Слушай, Джогнут, откуда у тебя этакие широкие знакомства среди иномирового женского общества? – интересовалась Иришка.
– Да я почти ни о ком и не слышал. Вот эту Тимуровну точно бы запомнил.
– Вот что у тебя за начальница была? Нет бы прийти как все люди, на свадьбе погулять. Ты ведь приглашал?
– Естественно. Ну, у нас служба, у нее служба. Но намекает ведь…
Екатерина действительно намекала – внизу ее знакомым почерком было приписано: «В краткий отпуск собираемся. Лично поздравим. Если получится».
– Что за времена? – вздыхала Иришка. – В нормальный отпуск люди не могут съездить.
– Не намекай. Не до экзотики. Мы «на юга» съездили, уже хорошо.
В Крым действительно слетали. Оттуда опергруппа ходила в Румынию, а тов. Уварова нервничала и обеспечивала координацию филиала с «Фрунзенской». На отдых это мало походило, хотя в Севастополе успели пару часов погулять, знакомые места посмотреть-показать.
Переформируют скоро «Колонну 3945». Новый профиль работы, новые задачи. Неизвестно, актуален ли будет боевой опыт групп Отдела… Хотя что глупости говорить? Когда это боевой опыт был неактуален?
На ФВМК
[158]
у Отдела своя аллейка имелась. Первыми легли под гранит украинец капитан Марчук и русский лейтенант Спирин, потом пополнялась шеренга бойцов. Под Ригой тяжко пришлось, да и в Дыре много людей потеряли…
Сжимала миры своим напряжением безжалостная пружина Психи. И что дальше с людьми живыми и мертвыми будет, на то ни гарантий, ни обещаний никто дать не может. Работать будем, отбиваться и наступать.
…Длинный физкульт-маршрут близился к концу, Женька поднажал и взлетел по ступенькам к Зеленому театру. Ага, вот и девушки подтягиваются. Всё по графику…
Физические нагрузки Марине строго дозировались – шагала свой оздоровительный километраж точно по секундомеру, пульс сама замеряла, не доверяя продвинутым устройствам. В общем, взялась за ум старшина, подтянула гайки самодисциплины. А всего-то правильно наорать на нее нужно было. Правда, орал сам Варшавин, а для того чтобы вывести из себя Сан Саныча, очень нужно было постараться. У Марихи получилось.
Тяжко Шведова в себя приходила. Ранения – это само собой, но адаптировать к новой жизни человека с Того фронта оказалось для специалистов задачей непосильной. Психологов Марина принципиально не понимала, те тоже со старшиной буксовали. С врачами общение сложилось относительно нормально, с Иркой упрямая «прабабка» препиралась безостановочно, но по-свойски. Собственно, товарищ Уварова и была первой, кого Марина, выйдя из комы после операции, увидела из немедиков. Земляков еще гулял во Львове, подруга о нем, да о служебных делах и спрашивала – раненая старшина моргала «да» и «нет». В общем, свои люди, свои проблемы. Потом была вторая операция, сразу третья…
