— Благодарствую, — натянуто улыбнулся я.
— Кушайте, на здоровье, — откликнулся бородач. — Еще неделя и все дела… Но неделю бы ты и не прожил.
— Откровенно, что ж, и на том спасибо.
— Ладно, ты не думай, что мы такие звери. Доводить бы тебя до смерти никто не стал, а сами бы выстрел из ракетницы дали. Скажи спасибо Машке.
— Это не той ли собачке, что чайником получила? Передайте ей, что приношу свои извинения за бестактность. Это не специально. Случайно вышло, — честно признался я.
— Да нет, не собачке. Не такие они у нас, чтобы подставляться.
С этими словами Ярослав открыл дверь и громко позвал:
— Машка, иди сюда. Оклемался наш гость дорогой, можно и побеседовать.
Дверь деликатно скрипнула, и в комнату заскочила девчушка лет семнадцати. Рыжие волосы и конопушки на вздернутом носике удачно оттенял светло-зеленый сарафанчик.
— Вот этой барышне и скажи спасибо. Не знаю, чем ты ей понравился. Ладно еще, был бы ты — ух! А то… — скривился Ярослав.
— Тебе дядюшка, только бы гадости говорить, — фыркнула Машка. — А человек так ничего и не понял.
— А что я должен понимать?
Вместо ответа девчонка подняла вверх правую руку. Что-то пробормотала. И — исчезла… На том месте, где она стояла, остался лишь скомканный сарафанчик. Из зеленой ткани вылезла… белочка.
Зверюшка коротким прыжком запрыгнула на стол. Уморительно почесала лапкой за ушком и показала мне розовый язычок. Хорошо, что я лежал, а то наверняка мог упасть в обморок. Ярослав, готовый к подобной реакции, всунул мне в руку небольшую фляжку.
Питье оказалось забористым и напоминало хорошую водку с привкусом каких-то трав.
— Видишь, какая девка, — с гордостью произнес дядюшка. — Вся в матушку, в сестрицу мою. Только та в бобриху превращалась. Знаешь, сколько дров могла заготовить? Пилить не успевали! А эта, вишь, в белку. Могла бы хоть, орехи запасать, что ли. Никакой пользы. Целыми днями по деревьям скачет. А уж скольких женихов до обморока довела — не счесть.
— Хорошо, что не до инфаркта. А сам-то ты ни в кого не превращаешься? — от изумления перешел я на «ты». — Лучше заранее предупреди. Увижу какого-нибудь… монстра. А сердце у меня слабое…
— Настроения нет, — равнодушно обронил Ярослав. — Потом как-нибудь. Пожалуй, нам пора. Да ладно, не переживай. По правде, ты не только Машке понравился, но и всем нам. Упертый парень. А иначе, честно тебе скажу, никто и не пытался бы тебя сквозь занавес тащить.
Кажется, на сегодня лимит моих удивлений был исчерпан. Но и этого хватило за глаза и за уши. Ярослав протянул белке руку, по которой та вбежала на его плечо. Прихватив сарафан, родственнички ушли.
Хорошо, что мне оставили фляжку. Выдул ее в три глотка (а чего такого? там и было-то — граммов двести, не больше), запил остатками кофе. В голове стало ясно и хорошо, а жизнь показалась просто замечательной. Как будто заново родился! Все здорово! Комната прекрасная. Обставлена, правда, со спартанской простотой: кровать, письменный стол и два табурета. Еще есть пустой платяной шкаф и пустые книжные полки. Имелась прикроватная тумбочка, где лежало постельное и нательное белье, запаянное в полиэтилен. Прям, как в купе. Ночного горшка или «утки» под кроватью не оказалось, но я нашел дверцу, за которой обнаружил узкий коридор, выходивший в чуланчик, оснащенный недеревенскими сантехническими средствами: душевой кабинкой, раковиной и унитазом. Там же шкафчик с набором шампуней, одноразовых станков для бритья, зубных паст и щеток, нескольких сортов мыла и прочего.
Все «мыльно-рыльные» принадлежности были в фабричной упаковке. Я не стал рассматривать фирмы-производители. Может, шпиону это что-нибудь и сказало бы, если бы дело происходило лет тридцать назад. Но только не в наше время, когда французская косметика изготавливается в Польше, а бритвы «Жиллетт» — в Китае. Мои же апартаменты наводили на мысль либо о гостевой комнате, либо о комнате, сдаваемой в наем. Никаких отличительных черт. Прям, как на «Наутилусе» капитана Немо.
В течение ближайшей недели я ел и спал, спал и ел. Ни Ярослав, ни Белка (Машкой называть язык не поворачивался) не заходили. Только молодой парень пять раз (!) в день приносил еду и уносил грязную посуду. В разговоры он вступать не пытался, ограничиваясь кивками. Кормили замечательно. Кажется, за это время не только нагнал прежний вес, но основательно раздобрел. Можно и без весов определить, что стал весить около восьмидесяти килограммов!
И все бы хорошо, но тоска смертная. Ни книг, ни телевизора, ни компьютера. Одно развлечение — смотреть из маленького, «банного», окна. Но из него был виден только лес, кажущийся бескрайним.
И главное — мысли, мысли, мысли… Даже по тем обрывкам фраз, оброненных Ярославом, почвы для размышлений оказалось достаточно: «Не должен был пройти через занавес, но прошел…» Что за занавес? Мембрана между чем? Мирами? Девчонка — оборотень… Беда еще в том, что в ущерб основному чтению я чересчур налегал на фантастическую литературу. Тут тебе и вариант Крапивина, с «гранями Кристалла» и параллельные пространства Бушкова и Макса Фрая, «Рубежи» Валентинова-Олди-Дьяченко, «двери в стене»… Выбор большой. Есть о чём подумать. Хотя бы о том, почему за окном зеленые деревья? Сколько могло пройти времени от того момента, как меня притащили из леса? По моим подсчетам — не больше недели… Из зимы, да в лето. Обман зрения, или галлюцинация? Может — декорация? Но на декорацию не похоже. Слишком уж правдоподобно шевелились кроны деревьев, за которыми плыли облака. Причем разной формы… Да и какой смысл? А если допустить, что уже лето? Предположим, я заболел и провалялся без памяти несколько месяцев? Очнулся, где-нибудь в июне. Хотя зазеленеть листва могла и в середине мая. Получается, месяц без памяти? В сущности — вполне реально. Кто его знает, как мог вести себя ослабленный и заболевший организм. Правда, не видно следов от капельниц. Но если допустить, что меня кормили не внутривенно, а другим способом? Что подумает полковник Унгерн? Присоединит к списку боевых потерь? И будут ли моим девчонкам пенсию платить?
Излишнее думание от скуки не спасало — скоро созрею для бросания на стенки. И когда я уже был вполне к этому готов, зашел Ярослав.
— Пошли, — коротко бросил он мне. — Одежду подбирать будем. Раз уж ты умудрился к нам проникнуть, значит — должны тебя привести в приличный вид. Не будешь же в подштанниках ходить.
Мы шли по лестницам, какими-то переходами. Наконец спустились вниз, чуть ли не в подвал, где в одном из отсеков нас встретил дедушка, похожий на упитанного домового, выдавший мне белые холщовые штаны, белую же рубаху и серый кафтан. Я уже успел понять, что это своеобразная униформа.
На удивление, подгонять ничего не пришлось. А сапоги такие, что Иван-царевич удавился б от зависти. Кроме того, мне вручили короткую кожаную куртку и толстую вязаную шапку. Вернули мой «дембельский» ремень. Что удивительно — бляха начищена так, что горела. Такой красоты я не мог добиться даже в «учебке»! Мне даже стало стыдно перед дедушкой. Наверное — именно он и драил мою бляху.
