Доплыли остатки второй и половина третьей (нашей) линии. Выходя на сушу, воины Цитадели вступали в бой. А уже четвертая и пятая линии шли на добивание.
Правда, сам я в бой не вступал. Арбалетный болт и на самом деле не смог пробить голову (только «тренькнул» по шлему). Но помимо головы были другие части тела. Последнее, о чем подумал, воткнувшись «плавсредством» в тех, кому повезло еще меньше чем мне, что есть преимущество в прохладной воде: потеря крови меньше, чем на суше. Но вся вода вокруг была красной, так что и не разобрать толком — моя или чужая…
…Меня подобрали не скоро, так как вылавливали, в первую очередь, живых. Потом пара врачей в халатах, когда-то бывших белыми, проводили сортировку: легкораненые, средней степени и тяжелые. Меня отсортировали к «тяжелым». Как-то читал у Звягинцева о выборе военного врача, если ему принесли сразу троих: легкораненого, «тяжелого» в живот и еще одного — средней тяжести? Кем должен заняться в первую очередь? По логике — «тяжелым». Но в полевых условиях тяжелораненого все равно не спасти, а за это время успеет умереть и раненый в плечо. Вывод? Естественно, помощь нужно оказать тому, кто имеет ранение средней степени. Легкораненый потерпит час-другой. Тяжелораненому — уже все равно.
Пока дело не коснулось тебя самого, такой подход врачей кажется правильным. Хотя… Наверное, должно быть обидно, но мне уже стало все равно. Когда пришел в себя, рядом лежали стонущие и уже притихшие люди. Боли я никакой не чувствовал. Захотелось спать.
Я очнулся от того, что меня нещадно лупили — скупые затрещины, от которых сводило скулы и звенело не только в ушах, но во всем теле.
— Отстань… сволочь… — пробормотал я, мечтая, чтобы мне дали доспать. А там — хоть бы и умереть. Все равно. Лишь бы отстали.
Новая затрещина, а сквозь звон в ушах услышал: «Олег, очнись!» Разодрав глаза и сконцентрировав взгляд, увидел склонившееся надо мною лицо. Вроде, слегка знакомое. Вроде бы Ярослав?
— Отстань… — снова попросил я, закрывая глаза.
— Олег, очнись!
— З-зачем? — выдавил я, попытавшись опять уйти в спасительную дремоту.
— Умрешь, придурок! — продолжал издеваться мучитель. — Ты уже умираешь!
«Умираю? — вяло подумал я. — Разве можно умереть, когда так хорошо?!»
Ярослав принялся сдирать с меня доспехи. Кольчуга, которую держали на теле арбалетные болты, слезать не хотела. Кажется, подошел еще кто-то, и они вдвоем принялись вскрывать мой доспех, как банку с консервами. Или как «медвежатник», потрошащий сейф.
Ярослав держал меня, крепко прижимая к земле, а второй палач резал кольчугу ножницами по металлу. Кажется, несколько раз довольно чувствительно задевал лезвием по моему телу.
— Вскрыл! — удовлетворенно выдохнул «слесарь».
— Терпи, парень, — добавил Ярослав, принимаясь вытаскивать из меня куски железа…
— Мать твою… — с чувством сказал я, теряя сознание.
Когда очнулся, показалось, что все тело опустили в кипяток — так все болело и зудело.
— Очухался, — услышал я голос Ярослава. — Ну и, слава богу. Сейчас укол сделаем…
Укола я не почувствовал. Через несколько минут стало гораздо лучше. Боль не ушла, но как будто отступила. Попытался пошевелить руками и ногами.
— Теперь можешь спать… — сказал кто-то, и я заснул.
Глава восьмая
РАНЕНЫЙ ГЕРОЙ
Проснувшись, почувствовал, что мне опять плохо. Правая рука у меня двигаться (хоть и плохо!) может, а левая… Левая была накрепко примотана к груди.
— Не дергайтесь, юноша! Можете сбить капельницу! — строго сказал голос.
Голос был незнакомым. Возможно — врач. Стало быть, эти два коновала отстали от меня и передали в руки настоящего врача.
— Н-ну-с. Что тут у нас? — произнес тот же голос. Как будто классическое начало врачебного обхода. — А у нас тут четыре проникающих ранения, ни одно из которых не является жизненно опасным. Вам, молодой человек, несказанно повезло! Два ранения в груди. При этом — не задеты ни легкие, ни печень, ни прочие органы! Пробиты левая рука и левая же нога. И заметьте, коллега, оба ранения в мякоть! Не волнуйтесь, ваш муж жить будет!
— Я его сама убью!
«Машка! Она-то как тут оказалась? Вот ведь, маленькая… засранка…»
— Я тебя сам выпорю, как только встану! — промямлил я, пытаясь говорить громче и внушительней. — Кому велел дома сидеть?
— Вот видите, Мария Петровна, пациент умирать не собирается. Может быть, вы его убьете позже, когда выздоровеет? Все-таки не хочется быть соучастником. Да и мужская солидарность не позволит, — со смехом сказал Машкин коллега, а потом добавил: — Думаю, пока нужно оставить юношу в покое. Пусть спит.
Я вякнул, что уже выспался, но глаза почему-то стали слипаться. Заснул…
Потом чувства времени у меня не было — спал, просыпался, потом снова спал. Но, наконец, однажды утром (солнце светило прямо в окно) понял, что выспался окончательно.
Кажется, нахожусь в своем доме, если считать таковым апартаменты в Белкиной крепости. Рядом, на кушетке, дремала Машка. Будить ее не хотелось, но она как-то сама догадалась, что я проснулся.
— Ну и испугал же ты меня, — сказала моя девушка, вытирая слезы.
— Так вроде ранения нетяжелые. Слышала же, что твой эскулап сказал?
— Ну эскулап не мой. Он хирург, который тебе операцию делал. Кстати, из института Вишневского. И насчет нетяжелых ранений… Знаешь, сколько в человеке крови?
Это я откуда-то знал. У мужчин около пяти, а у женщин — около четырех литров.
— Так вот, ты потерял около трех литров. Чудо, как вообще жив остался!
— Холодная вода помогла, — пробормотал я.
— Холодная вода?! — изумилась Машка.
— Ну если бы вода была горячая, то кровь бы быстрее вытекла, — блеснул я познаниями в медицине.
— М-да, знаток… Кровь, что в холодной, что в горячей воде течет одинаково. Хорошо, что у нас запасы донорской крови большие. Были…
— Как там наши? Потери большие?
Машка заплакала:
— Очень большие. А у нас… дед Андрей погиб. И дед Борис… А когда еще и тебя привезли, всего белого, думала — все…
Борис был в первой линии… А вот князь… Я же слышал его голос за спиной нашего отряда…
— Похороны когда? — спросил я, прекрасно понимая, что сходить на них все равно не смогу.
— Похороны были две недели назад. Ты все это время без сознания был.
Я хотел еще о чем-то спросить, но Мария не позволила. Нежно, но строго приложила палец к губам: «Спать!»
Я лежал с закрытыми глазами и думал. Две недели… За это время в Застеколье могло много чего произойти. Удалось нам уничтожить цвергов или нет? И как же получилось, что мы атаковали так бездарно? Практически пошли в лобовую атаку на арбалеты. Тот обстрел из луков, что был сделан — это так, мелочь… Можно же было вообще обойтись без рукопашного боя. Почему? Или — неправильно рассчитали силы? Как-то все странно выглядело… Я не великий знаток военного искусства. Сказать по совести — так и вообще никакой… Но там же были закаленные и опытные люди…
