– Значит, только в полнолуние? – спросил Адам. – В иные ночи выходить не пробовали?
– Нет, мне так приказано.
– А если рискнуть? Ведь пуговка-то, имущество ваше, в щель на набережной закатилась, и вы можете ее навещать.
– Нет. Прощайте.
Адам пожал плечами и ушел сквозь стену. Гретхен – за ним.
– И в самом деле, утро скоро, – сказала она. – Но он и следующей ночью в воду прыгать должен. Эта была третья, а он, бывает, и пять ночей подряд прыгает. А ты, кавалер, приходи еще… развеселю… я ведь веселая, бойкая, меня за это все любили…
Голосок был жалобный.
– Приду, конечно, – ответил Адам и помчался в особняк.
Столешников, как всегда, грустил о несбывшемся. Несбывшегося было много.
– Теперь ты слушай, чадушко, – сердито сказал брат Альбрехт. – Я уж взмок, утешаючи. Вот так подумаешь – да и поймешь, что своим убийцам он должен бочку испанского вина выкатить. Жил он скучно, служба была унылая, использовали его на побегушках, денег не заработал, своего сосуда соблазнов не завел, деток не родил – и еще хнычет, что его от такой горестной жизни избавили! Все, ухожу. Надоело! И пиво забираю!
– Нет, пиво не уноси. Я бы выпил малость. Всю ночь пробегал, из-за гусара этого дурного чуть не рехнулся…
– Испугал он тебя, что ли?
– Да можно сказать, что и испугал…
Адам рассказал о всех ночных событиях, а также об искуплении неведомых грехов и страстях.
– Вот оно что… – проворчал брат Альбрехт. – А погребок я помню…
– Вот и думаю – неспроста же мне в голову втемяшилось непременно найти убийц и грабителей! Неспроста ведь? Может, и я какой-то грех искупаю?
– Дурак ты, чадо. Суетишься, суетишься…
Голос уже шел из-за стены.
Адам прошел следом за братом Альбрехтом во двор особняка.
– Ну вот подумай сам. Убийство стряслось в доме богатого человека, пропали драгоценности. Да здешние сыщики из шкуры вон вылезут, чтобы все раскрыть. И без тебя справятся. Выпей лучше пива, – предложил брат Альбрехт. – Без тебя, разумеешь?
– Не справятся. Их люди боятся. Вон та старуха не пожелала рассказать господину Воронину, что у одного из убийц любовница – ее соседка. Побоялась! А я узнал.
– Узнал, да, это похвально. Да только знаешь что? Если это заведение, где железные ящики мастерят, вдруг закрыли, а работнички разбежались, – это к чему?
– К тому, что полиция у них на хвосте сидит?
– Может, и так. А ты бы, чадушко бестолковое, сумел узнать, случились ли в городе еще подобные злодеяния? А? Может статься, они несколько таких железных ящиков взяли – да и сбежали от греха подальше, пока за ними не погнались. И даже – не так ли они все затеяли, что подготовились к злодеяниям и тогда только, закрыв свою мастерскую, сразу три или четыре ящика взяли? А? – Брат Альбрехт, предположив это, выглядел очень довольным.
– Похоже на истину. Ты-то откуда в этих делах разбираешься?
– В обители брат Клаус жил. Он в молодости много пошалил, раскаялся, кое-что рассказывал. Так-то, чадо. Не знаешь ты ничего, кроме злодеяния в твоем особняке, а разбираться лезешь. Угомонись.
– Нет, – помолчав, ответил Адам. – Про Эвку полиция еще не знает. А когда узнает – может, этот Кожедубов-Кожемякин уже где-нибудь в Бразилии загорать будет…
– Где?
– Далеко… Выздоровеет кот – полечу к Воронину, попробую еще письмо написать.
– Ну, коли это тебя забавляет… Опять же – не все ли равно, на что вечность переводить? Только проку-то? Помнишь, ты сообразил, кто старую Шустершу обокрал, помнишь? Не племянник, а племянница. И что? Все равно ведь племянника судили.
– Тогда еще не было компьютеров. И я не знал про котов.
Адам насилу дождался вечера и восхода луны. Ему даже такая мысль в голову пришла, что надо бы еще одного кота поискать. В коте можно странствовать среди бела дня, а по лунной дорожке бегать и свое имущество навещать – только ночью.
Дом, где проживал кот, был помечен монеткой. Примчавшись туда, Адам забрался в квартиру и услышал вовсе не приятный разговор.
Разговор этот происходил на кухне, муж и жена все время шипели друг на друга – боялись разбудить детей.
– А я тебе говорю – он него нужно избавляться, и поскорее, – говорила жена. – Детям скажем, что убежал и не вернулся.
– Да как-то оно нехорошо…
– Что – нехорошо? Что – нехорошо?! Сам же грозился выбросить его на мусорку! А сколько лечебный корм стоит – ты знаешь? А он чуть что – в окошко!
– Так я же хотел сетку натянуть!
– Чшшш! Мало ли что ты хотел? А он шастает по всяким помойкам и приносит домой заразу! У него понос из-за какой-то дряни, а у нас Аленка по полу ползает!
– Так, может, в кошачий приют отдадим?
– Думаешь, там станут его лечебным кормом пичкать? Витя, там он будет умирать долго и мучиться. А ветеринар сделает укол – и все! И порядок!
Адаму стало стыдно до умопомрачения. Дурная котлета Нины Михайловны, ворованные сосиски, неизвестно из какой дряни сделанные… Он назвал себя болваном и подлецом.
Хозяева на кухне доругивались, и было ясно, что жена одолевает мужа.
Адам пошел к коту. Кот лежал на тюфячке в углу и дремал.
Нужно было хотя бы понять, как выглядит этот самый лечебный корм.
Пройдя дозором по квартире, Адам нашел на кухне место, где кормили кота, и увидел в миске коричневые кругляшки самого неаппетитного вида. Коробка с кругляшками стояла на подоконнике. Он с трудом выговорил мудреное название.
– Хорошо, завтра с утра отнесу его, – сказал муж, уже не в силах сопротивляться.
Адам благословил хорошую погоду – окно на кухне было приоткрыто, и он мог спасти кота. Теперь следовало придумать, как обеспечить животное кормом.
В голову пришла мысль – сумасбродная, но умные на сей раз и не годились.
Адам склонился над котом.
– Ну, кисынька, потерпи немного, – попросил он. – Я тебя не брошу, слово чести, не брошу. И вылечу, и на лапы поставлю. Я не Столешников какой-нибудь…
Полет получился долгим и трудным. Адам, переволновавшись, делал остановки на каждой крыше. Лишь через два часа он оказался у дома, где жил Леша Воронин.
Молодой следователь сидел перед компьютером и увлеченно переписывался сразу с тремя девицами.
Выбора не было – Адам направил кота в воронинское окно.
– Ох, ни фига себе… – пробормотал Леша, увидев, как на подоконник из темноты выходит серый полосатый кот. – Ты откуда взялся?
Кот подошел к рабочему столику, прыгнул на свободный пятачок перед клавиатурой и несколько раз стукнул по ней лапой.
