Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале
пьесы, когда Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к
середине.
– Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких
случаев, о которых вы говорите, было немного, и каждый раз другие газетчики
оказывались первыми. А когда материал неэксклюзивный, это уже все не то.
– Тогда тем более вас это должно заинтересовать, –
произнес незнакомый собеседник. – Потому что вы – первый, кто узнал, что
убитый вчера Никита Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника
отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
– Но мне нужны доказательства, – осторожно сказал
Баглюк. – Вы же знаете, наша газета и без того была втянута в несколько
судебных процессов из-за публикаций, построенных на непроверенных данных.
– Разумеется, – спокойно ответил
незнакомец. – Доказательства я вам предъявлю. Мы будем договариваться с
вами о встрече, или вы хотите подумать?
– Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы
предлагаете материал именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?
– Объясню. Ваша газета – единственная из ежедневных
изданий, где могут потянуть материал такой степени сложности. Конечно, в
«Совершенно секретно» или «Криминальной хронике» есть профессионалы, которые
лучше вас разберутся в материале и подадут его более эффектно, но эти издания
выходят раз в месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность. Теперь
что касается моего личного интереса. Я работаю в правоохранительных органах, и
мне небезразлична судьба агентурно-оперативной деятельности. К сожалению, при
существующем сегодня положении вещей судьба эта незавидная. И я хочу сделать
все, чтобы переломить сложившуюся тенденцию, в том числе и организовать
кампанию в средствах массовой информации, которая заставила бы наших
руководителей наконец задуматься о том, что система раскрытия преступлений и
розыска преступников разваливается на глазах.
Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему
уже приходилось встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при
помощи скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда политическими, а не
сугубо профессиональными… Зато материальчик можно будет сделать – прелесть! Пальчики
оближешь.
* * *
Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома
была невыносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как
проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал и не портить себе
настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже без четверти
восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей Селуяновым, и
переписывал на чистые листы ту информацию, которую сумел собрать за вчерашний
день. Информация эта записывалась по ходу на самые разнообразные клочки и
обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки из-под шоколадок и прочие «бумажные
носители».
В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.
– Юрий Викторович, – послышался голос
Мельника, – зайдите ко мне.
Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к
начальнику. Владимир Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул
на длинный стол для совещаний какую-то газету и встал у окна, повернувшись к
Короткову спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по заголовкам и
наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером: «Трупы на
свалке». Материал был приличным по объему, занимая целый «подвал» на второй
полосе. И начинался довольно эффектно.
«– Он мне сказал: «Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не
сумею это доказать, но я все равно это точно знаю…»
Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка
диктофонной записи признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом году.
Молодой человек по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же попал в
поле зрения уголовного розыска, был задержан и в течение почти месяца
интенсивно допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотрудники
милиции были уверены в том, что убийца – он. Знали это совершенно точно. Знали
– и… отпустили Никиту.
«Как же так?» – спросите вы. Почему же отпустили, если точно
знали, что он виновен? Разве Никита был крутым мафиози и сумел всех купить?
Нет. Он был обыкновенным молодым человеком, связанным с криминальной
группировкой, но далеко не самой мощной. Может быть, у него влиятельные
родители, которые сумели организовать давление в духе хорошо известных традиций
«телефонного права»? И снова я отвечу: нет. Мама у Никиты работает врачом в
детской поликлинике, а отца нет уже много лет. Так в чем же дело? Почему он оказался
на свободе?
Ответ прост. Никиту завербовали. Милиционеры сделали вид,
что не могут найти доказательств его вины, скрыли эти доказательства от
следствия и отпустили убийцу. А взамен получили информатора, осведомителя,
который держал их в курсе дел той группировки, к которой принадлежал. Видите,
как все просто?
Никита честно работал на милицию, трудился в поте лица.
Постепенно группировка некоего Усоева (а принадлежал Никита именно к ней)
начала распадаться. Некоторых членов очень удачно брали с поличным на всякой
ерунде. В рядах преступников начались разброд и шатание, группировка ослабевала
на глазах, и ее несколько месяцев назад прибрал к рукам другой авторитет,
покруче и помощнее. Никите в новой «семье» места не нашлось. И именно поэтому
он перестал быть нужным милиции. Не можешь давать информацию – катись на все
четыре стороны, не путайся под ногами.
И ладно бы, если бы черная неблагодарность милиционеров
ограничилась только этим. Так ведь нет. Они даже не позаботились о том, чтобы
факт сотрудничества Никиты с уголовным розыском не стал достоянием гласности. И
разумеется, слухи достигли заинтересованных ушей. В преступной среде измен не
прощают, это вам, господа хорошие, не семейная жизнь. Никита забеспокоился,
почувствовав, что вокруг него становится «горячо». И кинулся за помощью. К
кому? Да к кому же еще ему бежать за защитой и советом, как не к тому
оперативнику, на которого он работал и которому давал информацию! Мы
располагаем записью и этого разговора, из которого вам кое-что станет понятным.
«– Алло, Юрия Викторовича можно?
– Слушаю.
– Моя фамилия Мамонтов. Никита Мамонтов. Вы меня
помните?
Неуверенно:
– Нет, не припоминаю.
– Убийство на Павелецком вокзале. Ну как же, Юрий
Викторович… Вы мне и телефоны свои оставили, чтобы я звонил, если что.
– А, да, вспомнил. И что вы хотите?
– Мне нужно с вами встретиться.
– Зачем?
– Это очень важно. Пожалуйста… Я не хочу по телефону.
Это очень важно.
– Ладно, давайте в половине двенадцатого на
«Чертановской». Сможете? Выход из последнего вагона, в тоннеле, возле
лотерейного киоска. Знаете, где это?
– Да. Спасибо вам…»
