Ты, майор милиции, дала слово крупному финансовому воротиле,
мафиози. Ты вообще в своем уме, дорогая? – спросила себя Настя и тут же
ответила мысленно: – Кажется, нет. Но я уже ввязалась, я уже дала это слово,
пусть под влиянием слабости, в момент острой жалости к умирающему старику, и
хода назад у меня нет. Конечно, не нужно было этого делать, конечно, это была
ошибка. В последнее время я их много сделала.
Но ведь обещание, данное умирающему, – это совсем
особый случай. Вот и со мной произошло то, о чем я раньше только в книгах
читала. Конфликт между долгом чести и служебной целесообразностью. Надо бы,
если по уму, доложить все материалы руководству и добиться, чтобы их передали в
главк Заточного, а самой тихо-мирно написать рапорт об уходе. Пусть делом
занимаются опытные и грамотные работники, а не я, неопытная, глупая, неумелая и
в одиночку. Но я обещала. И с этим уже ничего не поделаешь».
– Юра, нам надо срочно найти Парыгина. Насколько я
понимаю, сделать это можно только через связи Лазаревой, больше мы его никак не
выловим, если он живет не дома. Ты звонил на завод, где он якобы работает?
– Почему – якобы? Работает, находится на прекрасном
счету, ветеран производства. Около двух недель находился на больничном с
гриппом, потом оформил отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Причем
отпуск оформил примерно тогда же, когда перестал жить по месту прописки.
– А болел, выходит, дома?
– Выходит. Болел себе, болел, а потом что-то случилось,
что заставило его оформить отпуск и не появляться ни дома, ни на работе. Ася,
давай позвоним на Зеленый проспект, а вдруг у него есть еще одна хатка, а?
– Или не одна, – согласилась Настя. – Ты
прав.
Она достала из стола справочник и позвонила в учреждение,
известное всем под названием «Мосприватизация», где в памяти компьютеров
хранилась информация о всех приватизированных квартирах Москвы. Разумеется, по
телефону им справку не дали.
– Сейчас подпишем у Жерехова официальный запрос и
поедем, – сказала Настя. – У тебя машина в порядке?
– Пока да, а что будет через полчаса – не знаю, –
пожал плечами Коротков. – Я вообще удивляюсь, что она до сих пор бегает,
ей уже давно пора умирать естественной смертью.
Настя слабо улыбнулась, закрыла коробку с сахаром, убрала ее
в стол вместе с кофе и пустыми чашками.
– Придется рискнуть. Пошли, солнце мое. Я Парыгина
упустила, мне его и искать. А поскольку между Парыгиным и твоим личным врагом
Баглюком есть какая-то связь, то тебе придется разделить со мной этот
малоприятный труд.
* * *
В «Мосприватизации» они довольно быстро получили справку,
согласно которой у Евгения Ильича Парыгина в собственности находилась еще одна
квартира, однокомнатная, но в хорошем доме улучшенной планировки и в престижном
районе. Через некоторое время раздобыли и номер телефона.
– Звони, – сказал Коротков, протягивая Насте
бумажку с номером.
– Почему я? Сам не можешь?
– У тебя голос противный, тебе быстрее поверят.
Настя беззлобно щелкнула его по лбу и стала нажимать кнопки.
Ей ответил женский голос.
– Алло! Женя?
– С телефонного узла беспокоят, – сказала Настя,
стараясь сделать голос как можно более равнодушным, служебным и усталым. –
У вас не оплачен телефон за октябрь, ноябрь и декабрь. С завтрашнего утра
отключаем.
– Как это? Подождите, девушка, – заторопилась
женщина, снявшая трубку в квартире Парыгина, – я не знаю… Надо спросить у
хозяина, может быть, он платил, а вы квитанцию не получили. Я здесь не живу, я
родственница.
– Выясняйте, – безразлично бросила Настя. –
Ищите квитанцию и приносите, иначе завтра с десяти утра телефон будет отключен.
Мы сегодня работаем до девятнадцати тридцати.
– Но как же… – растерянно проговорила женщина. – Я
не знаю, что делать. Я здесь не живу, я не знаю, где искать эти квитанции. А
хозяин уехал, я не могу с ним связаться. Пожалуйста, не отключайте, я вас очень
прошу.
– Разбирайтесь сами. Платить надо вовремя. Я вас
предупредила.
Она положила трубку и повернулась к Короткову:
– Вот так, солнце мое. В квартире живет дама, и где
Евгений Ильич, она не знает. То есть, может быть, и знает, но связаться с ним
не может. Либо там, где он находится, нет телефона, либо даме этот номер
неизвестен. Она, судя по всему, даже не может с уверенностью сказать, когда
Парыгин у нее появится.
– Надо там засаду организовать, – предложил
Коротков. – Рано или поздно появится.
– Юра…
– Да?
– Ничего, пойдем отсюда, мне нужно с тобой поговорить.
Они вышли из большого здания, расположенного на Зеленом
проспекте, и медленно пошли к старенькой машине Короткова, припаркованной на
противоположной стороне.
– Давай постоим немного на воздухе, голова свежее
будет, – попросила Настя.
– Ну давай. Так о чем ты хотела со мной поговорить?
– О Парыгине. Я не могу и не хочу докладывать Мельнику
об этой квартире и о необходимости организовать засаду. Своими силами мы с
тобой этого сделать не можем, поэтому единственный выход – попытаться найти
Парыгина, а не ждать его появления.
– Аська, я тебя не узнаю, – удивленно посмотрел на
нее Коротков. – Ты пытаешься скрыть информацию от начальника и надеешься
на то, что это не всплывет? Во-первых, это глупо и рискованно, нарвешься на
очередной скандал. А во-вторых: зачем? Я не понимаю.
– Отвечаю на первый вопрос. Барин о Парыгине ничего не
знает. Он знает только о том, что ночью погибли Лазарева и некто Стоянов, что я
ездила в отделение смотреть, кто был задержан рядом с местом происшествия, и
вернулась ни с чем. И это все. Больше он ничего не знает, у меня хватило ума не
рассказывать ему того, что я рассказала тебе и Мишане. И если вы с ним тоже
будете молчать, то все обойдется.
– Допустим. И зачем ты нагородила весь этот огород? За
тобой такого никогда раньше не водилось, ты же сама постоянно твердила:
простота и правдивость лучше всего. А здесь у тебя какое-то совершенно
необъяснимое нагромождение вранья. Ты ведь не только Барину врешь, но и мне
тоже. Я тебя, конечно, нежно люблю, но скажу честно: меня это обижает. Ты
перестала мне доверять, что ли?
Она набрала в грудь побольше воздуха, задержала дыхание,
потом медленно выдохнула.
– Я скажу тебе правду. Но при одном условии: ты не
будешь читать мне мораль. Я ее сама себе уже прочитала. И если ты после этого
не сочтешь возможным мне помогать, то дай слово, что хотя бы мешать не станешь.
– Да не буду я никакую мораль тебе читать, –
рассердился Коротков. – Очень надо. Себе дороже выйдет.
– Пойдем к машине, я замерзла.
