– А ты, конечно, принадлежишь к первой, – не
удержался и поддел ее Коротков. – Аська, если бы ты не была такой до
идиотизма самостоятельной и не ковырялась со своими проблемами в гордом
одиночестве, ситуация не зашла бы так далеко, как сейчас. Если бы ты сразу
рассказала мне про связь Баглюка с Леонидом Петровичем, я бы Лазареву твою достал
из-под земли, как только она засветилась в редакции, и мы не мучились бы сейчас
с Парыгиным.
– И Анна была бы жива, – тихо добавила
Настя. – Ты прав, Юра, я одна во всем виновата. Еще одна смерть на моей
совести.
– Да ну тебя, – рассердился Юра, – тебе уже
слова нельзя сказать, сразу начинаешь про плохое думать. Ты бери пример с меня,
я всегда думаю только о хорошем. День прожил, жив остался, в семье нормально –
и слава богу. Вот я тебя довез до дому, машина по дороге не сломалась, в аварию
мы с тобой не попали – большая жизненная удача, и этому надо радоваться.
Судьба, Асенька, не любит, когда человек относится к ней без благодарности,
учти это.
– Учту.
Они договорились встретиться завтра рано утром, Юра уехал, а
Настя поднялась в свою квартиру. В холодильнике еще оставались продукты,
привезенные от родителей. Она вяло поковыряла вилкой в банке с салатом и
поняла, что есть не может. «Надо себя заставить, иначе сил не будет, –
сказала она вслух, – а силы мне нужны, чтобы довести дело до конца. Юра
прав, нельзя быть неблагодарной. Пусть папа оказался… ладно, не буду уточнять,
кем он оказался, и мне больно от этого так, что трудно дышать, но он хотя бы
жив. Он жив. И за это нужно быть благодарной судьбе. Спасибо ей».
* * *
Весь день Парыгин провел в бегах, оформляя документы на
продажу своей второй квартиры. Главной проблемой была оценка ее стоимости, и он
эту проблему решил. В официальной бумаге, выданной экспертом по недвижимости,
стояла сумма «шестьдесят две тысячи долларов», и с этой бумагой уже можно вести
переговоры с кредиторами. Пусть сами решат, возьмут они долг деньгами или
квартирой.
Он подумал, что, может быть, имеет смысл подъехать сейчас
туда, где сидят в машине кредиторы, и поговорить с ними уже сегодня, чтобы
завтра с самого утра искать покупателя, если они будут настаивать на наличных.
Но почувствовал, что у него нет сил. Гибель Анны, бессонная ночь, проведенная в
милиции, дневные хлопоты – все это навалилось на него в один миг. Ладно, решил
Евгений Ильич, кредиторы подождут до завтра, все равно проблема так или иначе
решена. Единственное, что нужно сделать сегодня, это позвонить Лолите и
успокоить ее, пусть хоть она не дергается.
Войдя в квартиру на Мосфильмовской, Парыгин сразу почуял:
здесь кто-то был. Наметанный глаз моментально ухватил какие-то едва заметные
перемены, и все внутри него напряглось. В следующую секунду он понял, что на
вешалке в прихожей нет коричневой куртки. «Обокрали!» – мелькнула мысль, и
Евгений ринулся в комнату, где стояли футляры с аппаратурой. Футляры оказались
на месте, а на журнальном столике белел какой-то листок.
«Анюта, я заходил за курткой, не волнуйся, это были не воры.
С пламенным приветом
Гена».
Парыгин перевел дыхание. Обошлось. Похоже, его ангел хранит.
Он припомнил, что Анна, упоминая о хозяине квартиры, действительно называла его
Геной. Но записка, адресованная покойнице, произвела на него удручающее
впечатление, словно перед ним призрак явился. Анечки уже нет, а люди все еще
считают ее живой, думают о ней как о живой и пишут ей записки в надежде на то, что
она их прочитает.
Он снял телефонную трубку и набрал номер Лолиты. Долго никто
не подходил, и Парыгин подумал, что Лола, наверное, махнула рукой на все его
наказы и запреты и вышла на улицу, поскольку кредиторы ее все равно нашли и
скрываться больше нет необходимости. Он уже собрался положить трубку, когда
раздался голос семилетнего Сережи.
– Але!
– Сереженька, это дядя Женя. Где у нас мама?
– Она в ванной моется.
– Ты передай ей, что все в порядке, деньги я нашел и
завтра все закончится. Не забудешь?
– Конечно, нет. Дядя Женя, значит, завтра мы поедем
домой?
– Да, детка, завтра или в крайнем случае послезавтра.
– Урра! – завопил мальчуган и бросил трубку, на
радостях забыв попрощаться.
Парыгин испытывал облегчение от того, что все так удачно
получилось и ему не пришлось разговаривать с Лолитой. Она наверняка начала бы
нести какую-нибудь чушь, и он вынужден был бы поддерживать этот бессмысленный
разговор. Он поймал себя на мысли, что теперь, когда рядом нет Анны, многое
стало казаться ему бессмысленным. Неужели он успел привязаться к ней? Вот уж не
ожидал от себя такого слабодушия.
Ему даже в голову не приходило, что это не слабодушие, а
нормальная человеческая реакция на смерть близкого человека. Вероятно, потому,
что по-настоящему близких людей у него никогда и не было, кроме брата. Но брат
– это брат, друг детства, родственник, и переживания по поводу его смерти
Парыгину странными не казались, а все остальные люди всегда были для него
просто посторонними.
* * *
Старший лейтенант милиции Тюрин не был коренным москвичом.
Он родился в подмосковной деревне и прожил там до самого ухода в армию. И ни
армия, ни последующая долгая жизнь в столице так и не вытравили из него
главного и определяющего принципа: на моем подворье должен быть порядок.
Остальные пусть как хотят, но на моем огороде сорняки расти не будут, а дрова
должны быть сложены в аккуратную поленницу. Наверное, именно поэтому ему так
нравилась его работа и ни о какой другой он и не помышлял. А работал Тюрин
участковым. И неоднократно признавался лучшим по профессии.
На его «подворье», иными словами – на территории, порядок
был, это уж точно. Тюрин, будучи мужиком крепким и энергичным, никогда не
ленился обходить квартиры, знакомиться с жильцами, подолгу беседовать с
домохозяйками и пенсионерами, со школьными учителями и врачами в поликлинике.
На его территории находился травмпункт, и там участковый обязательно бывал
каждый день. А что вы думаете? Придет, поговорит, узнает, кто и с какими
травмами обращался, и немедленно бежит выяснять у человека, действительно ли он
голову расшиб, когда с лестницы упал, или кто-то ему в этом деле помог. Битые
мужьями жены, как ни пытались выгораживать своих благоверных, ничего с Тюриным
поделать не могли, и каждая «проблемная» семья была у него на строгом учете и
под неусыпным контролем, а если в такой семье росли дети, то он постоянно
теребил инспекторов по профилактике правонарушений несовершеннолетних,
напоминая им о необходимости глаз не спускать с этих ребятишек. Одним словом,
дело свое участковый Тюрин знал и любил, хотя по нынешним временам звучит это
более чем странно.
Накануне, обходя территорию, он снова увидел черный «Форд
Скорпио», припаркованный у дома номер двенадцать. Этот «Форд» он видел и
позавчера вечером на этом же самом месте, и в нем по-прежнему сидели трое.
Тюрин решил до времени волну не гнать и постановил для себя проверить улицу еще
разочек с утра. Если машина с водителем и двумя пассажирами будет опять на этом
же месте, тогда он примет меры. Сидеть в машине, конечно, не запрещено, и
стоянка здесь разрешена, но знать, зачем эти люди тут торчат столько времени,
он обязан, на то и участковый, чтобы свой участок соблюдать.
