Николай был, конечно, прав. Работа по преступлению, где явно
поработал убийца, имевший своей целью конкретную жертву, принципиально
отличается от работы по поиску серийного маньяка. Если в первом случае человек
уже убил того, кого хотел, и теперь все его действия будут направлены только на
то, чтобы не быть найденным и разоблаченным, то маньяк обычно не
останавливается «на достигнутом», он будет убивать с той или иной
периодичностью, пока его за руку не схватят. Поэтому каждый день промедления
чреват новым убийством. Утешением, хотя и слабым, служило в этой ситуации
только то, что семь одинаковых убийств были совершены в течение очень
непродолжительного времени, в период с 13 по 24 декабря, и со времени
обнаружения последнего из семи задушенных потерпевших прошло уже больше двух
недель. Иными словами, можно было надеяться, что у маньяка, если он действительно
душевнобольной, было обострение психического расстройства, а сейчас он
успокоился и в ближайшее обозримое время никого больше не убьет. Хотя с
душевнобольными никогда нельзя знать наверняка…
– Как твои переломы? – спросила Настя.
– Болят, – вздохнул Селуянов. – Особенно
когда погода меняется. Не знаешь, долго мне еще так мучиться?
– Всю жизнь, – улыбнулась она. – Может,
болеть будет не так сильно, но окончательно все равно не пройдет. Так что
готовься.
– Во утешила! Ладно, раз я сегодня к баскетболистам не
попал, давай легенду пошлифуем. Что-то она мне не нравится. Ну какой из меня
журналист, ты сама подумай. У меня на роже написано, что я складно три фразы
написать не могу.
– Пусть будет не журналист, а научный работник.
Например, социальный психолог или специалист по медицинской психологии. Хотя ты
прав, Николаша, на научного работника ты тоже мало похож. Пожалуй, моя идея
была не так хороша, как мне показалось сначала.
– Да нет, идея хорошая, но исполнитель не годится.
Может, Мишаню пошлем?
– А что, – оживилась Настя, – правильная
мысль. Мишенька вполне может сойти и за журналиста, и за ученого червя. Где он?
Никуда не убежал?
Селуянов сорвался с места и, прихрамывая, выскочил из
кабинета. Минут через пять он вернулся в сопровождении Миши Доценко, высокого,
черноглазого и очень симпатичного оперативника, славящегося двумя вещами:
умением работать с памятью свидетелей и потерпевших и любовью к модной,
элегантной, «с иголочки» одежде. Была у Миши и третья особенность, о которой,
правда, знали только его коллеги: он отчего-то трепетал перед Настей, ужасно ее
стеснялся и называл исключительно на «вы» и по имени-отчеству, несмотря на
пятилетнюю совместную работу и неоднократные просьбы «быть попроще».
Доценко тоже занимался душителем, поэтому Селуянов перебрасывал
на него визит к баскетболистам с чистой совестью.
– По одной из наших рабочих версий маньяка следует
искать среди женщин очень высокого роста. Как вариант это может быть
женщина-баскетболистка. Поскольку их в целом не очень-то много, они скорее
всего составляют достаточно узкий круг, в котором информация расходится быстро.
А поскольку это все-таки женщины, хоть и очень высокие, надежды на то, что
информация останется в тайне, вообще мало. Поэтому мы не можем допустить, чтобы
пошли разговоры о поисках в их среде сумасшедшей маньячки-убийцы. Лучше уж
сразу объявление во все газеты дать, эффект будет тот же. Мы с Колей думаем,
что правильнее всего идти к ним с легендой о сборе материала для статьи или
научной работы. Тема: образ жизни в спорте и его влияние на образ жизни вне
спорта. Идея понятна?
– Не совсем, – признался Миша.
– Тогда объясню на пальцах. Насколько часто у
спортсменов случаются психические или нервные срывы, связаны ли эти срывы с
образом жизни человека, занимающегося большим спортом, влияет ли этот образ
жизни на то, как человек живет и ведет себя впоследствии, когда уходит из
спорта. Мешают ли нервные и психические расстройства эффективным занятиям
спортом, например, может ли олигофрен или психопат стать чемпионом. И так далее
на ту же тему. Задача – получить сведения о людях, которые могли бы
проиллюстрировать указанную зависимость на собственном примере.
– Ясно. А документы?
– Вот, держи, – Селуянов протянул ему
журналистскую карточку, которую получил сегодня утром и на которой красовалась
его собственная фотография. – Сходи к ребятам, пусть с меня спишут, а на
твое имя сделают. И книжки пойди почитай умные, слова выучи, чтоб за
специалиста сойти.
– Коля, – с упреком произнесла Настя, – имей
совесть.
– Да что вы, Анастасия Павловна, – лучезарно
улыбнулся Доценко, – это я вас боюсь, а с Колей у меня разговор короткий.
Просто в вашем присутствии я стесняюсь и делаю интеллигентное лицо.
Миша ушел переделывать документ, подтверждающий, что он
является журналистом, работающим в каком-то малоизвестном издании. Когда-то
главный редактор этого издания сильно пострадал от рук грабителей, но, надо
отдать ему должное, хотя и не сумел оказать им сопротивления, зато смог взять
себя в руки, сосредоточиться и запомнить их лица, одежду и манеру говорить с
такой степенью точности, что наглецов взяли по приметам в течение суток, а все
похищенное вернули владельцу. С тех пор он чувствовал себя вечным должником
сыщиков с Петровки и по негласной договоренности всегда разрешал пользоваться
прикрытием своего журнала, добросовестно подтверждая личность самозваных
журналистов, если кому-то особо недоверчивому приходило в голову учинять
проверки.
До семи часов Настя просидела на работе, думая не столько о
преступниках и их жертвах, сколько о том, что сегодня вечером ее муж улетит в
Штаты почти на три месяца. После долгих препирательств и бесконечного подсчета
скудных финансовых средств ей удалось уговорить его принять приглашение
Стэнфордского университета прочитать курс лекций по высшей математике. Платили
американцы более чем прилично, и можно было наконец затеять в квартире ремонт и
сделать хотя бы основные покупки, необходимость в которых назрела уже давно.
Леша должен был заехать за ней в четверть восьмого, и точно
в назначенное время Настя стояла на улице возле проходной, привычно прикидывая,
сколько ей еще придется здесь мерзнуть, пятнадцать минут или полчаса. Ее муж
при всех его достоинствах опаздывал всегда и всюду, и можно было считать
большой удачей, если он вообще являлся к месту встречи, а не ждал в противоположном
конце города, в очередной раз что-то перепутав. Например, Чертаново и
Черкизово, Бирюлево и Бибирево или Дмитровское шоссе и Большую Дмитровку. Настя
старалась по возможности учитывать эту его особенность и не назначать ему
встречи в местах, имеющих «рискованные» названия, но иногда даже она, знающая
Алексея два десятка лет, не могла предугадать залихватские виражи его мысленных
ассоциаций. Личным рекордом Алексея Чистякова было двухчасовое ожидание кого-то
на станции метро «Римская», в то время как встреча должна была состояться у
выхода из метро «Пражская». «Ну извини, – покаянно говорил он
впоследствии, – я запомнил, что это какая-то европейская столица».
