– Надо начинать работу прямо сейчас, – ответил
Зеленин спокойно, будто не замечая злой иронии своего начальника. – Два
дня – не так много, как тебе кажется. Можешь мне поверить, я за свою жизнь
делал десятки разных концепций, это очень трудоемкая работа.
– Не морочь голову, – буркнул Стоянов, усаживаясь
за стол напротив заместителя. – За полчаса все сделаем.
– Да?
Зеленин быстро сложил свои бумажки, убрал в папку и встал.
– Тогда делай. Через два дня положим Василию на стол
две концепции, одну – твою, другую – мою.
– Сядь, – резко приказал Стоянов. – Концепция
должна быть одна. Он сам сказал. Нечего строить из себя обиженного. Чего ему в
голову вступило концепцию какую-то требовать? Первый набор прекрасно провели и
без концепции. Просто приняли решение и выполнили его. Ты, что ли, воду мутишь
своими псевдонаучными выкрутасами?
Зеленин молча сел и уставился на него своими непонятными
глазами.
– Ладно, давай начинай, раз ты уж такой крупный
специалист по концепциям, – смилостивился начальник. – И в первую
очередь найди мне решение, как избежать ошибок при наборе наших кандидатов. А
потом уж поговорим о том, как строить обучение.
– Надо начинать не с этого, – возразил Зеленин,
снова открывая папку и вытаскивая свои схемы и записи.
– А с чего же?
– С определения цели. Мы должны четко понимать, чего
хотим добиться, какого специалиста получить в итоге. Потом продумать, как его
подготовить, чему и как учить. Потом прикинуть, каким должен быть человек,
чтобы он смог успешно пройти курс, научиться всему тому, чему мы хотим его
научить, а после окончания учебы хорошо работать. И только потом думать о том,
где и как такого человека найти. Иными словами, мы должны разработать три
модели. Первая – модель выпускника-специалиста. В нее входит перечень
необходимых знаний и умений, а также наличие хорошей подкладки под легендирование.
Вторая – модель обучающегося, или, если хочешь, курсанта. Здесь у нас должен
быть перечень требований к его психологическим, физическим и интеллектуальным
характеристикам, которые позволят ему успешно пройти курс. И третья модель –
модель кандидата. После того, как мы с тобой разработаем эти три модели, мы
начнем думать о том, как первую модель превращать во вторую, а вторую – в
третью. Иными словами, выработаем принципы поиска, вербовки и обучения. Вот
так, Гриша, создаются концепции. Только так, и никак иначе. А то, что ты можешь
сочинить за полчаса, годится для сортира.
Стоянов с трудом подавил в себе закипающую злость. Он
понимал, что его заместитель прав. Но признаваться в этом вслух смертельно не
хотелось. И дело было даже не в том, что не хотелось соглашаться лично с
Зелениным. Вопрос стоял куда шире. Двадцать четыре года он отдал практической
работе в уголовном розыске. Почти четверть века. И все эти годы не подлежало
сомнению, что наука – это туфта, детские игрушки для тех, кто хочет носить погоны
и получать за это деньги, но не хочет заниматься грязной, изматывающей и
опасной для жизни работой. Для таких вот «сынков», «зятьев» и «любовниц» и
придумали науку в системе МВД, создали специально теплые местечки. Денежные и
необременительные. Какая в ловле преступников может быть наука? Ну только что у
криминалистов. Химия там всякая, биология и прочие вещи, полезные для
проведения экспертизы. А все остальное – чистое надувательство, пустое
сотрясение воздуха в промежутках между получением зарплаты.
И что же теперь, признавать превосходство и правоту
человека, который всю жизнь корпел за столом, сочиняя научные безделицы? Нет,
ни за что.
Ни за что? А как же Мамонтов и Парыгин? Это очевидные
провалы, и в карман их не спрячешь. Придется соглашаться и сочинять вместе с
Зелениным эту дурацкую концепцию. Может, оно и к лучшему. Зеленин, пороху не
нюхавший, наверняка какую-нибудь чушь придумает. Все-таки первый-то набор
провели успешно, а ведь делали так, как предлагал Стоянов. Пусть теперь
попробуют второй набор провести по-зеленински. Сразу увидят, кто был прав.
Глава 4
У Парыгина была вторая квартира, о которой никто из его
знакомых не знал. Туда-то и привез он ошалевшую от страха и обессилевшую от
слез вдову своего двоюродного брата Лолиту и ее семилетнего сына Сережу.
– Чья это квартира? – спросила Лолита, с
удивлением оглядывая скудно обставленное жилище, в котором не было ничего, ни
одной вещи сверх минимально необходимого.
– Одного приятеля, – уклончиво ответил
Парыгин. – Ты можешь быть спокойна, здесь тебя никто не потревожит. Ключи
есть только у меня. Сиди дома и никуда не выходи.
– А продукты? Мне же ребенка надо кормить.
– Я все принесу. И ночевать буду здесь, чтобы вы не
боялись.
Он сходил в магазин, загрузил холодильник едой, потрепал
племянника по темно-русым волосам и отправился по делам. Занимаясь Лолитой, он
все время думал о своих утренних посетителях и теперь пришел к выводу, что они
были, вероятнее всего, из милиции.
Для такого вывода у Парыгина были основания. И достаточно
веские. Он действительно полгода назад, в июне, совершил убийство. И никогда
милиция его не зацепила бы, если бы не нелепая случайность. Убегая с места
преступления, он поскользнулся на какой-то разлитой на тротуаре гадости и упал.
Упал неудачно, повредил ногу и разбил скулу. Тут же поднялся и побежал дальше.
За ним никто не гнался, никто не кричал: «Держи убийцу!» Ничего такого не было.
Парыгин вообще был уверен, что его никто не видел, потому что дело было поздним
вечером, народу на улице почти не было, а стрелял он в свою жертву в подъезде.
Да и темно. Так что лица его совершенно точно никто видеть не мог. А вот
поврежденная нога и разбитое лицо – песня совсем другая. И нашелся же на его
голову беспокойный папаша, торчавший у окна и поджидавший свою припозднившуюся
дщерь. Он-то и сказал работникам милиции, что видел, как подъехала машина, его
сосед Шепелев вошел в подъезд, а буквально через несколько секунд из подъезда
выбежал какой-то мужчина, который поскользнулся и упал, потом поднялся,
схватился за щеку и снова побежал, но уже прихрамывая. Милиция проявила
завидную сноровку, и в течение ближайших суток по всей Москве отлавливали
хромающих мужиков с разбитыми рожами. Парыгин тоже им на глаза попался, когда
на следующее утро на работу шел. Вот, собственно, и вся история. На всякую
старуху рано или поздно случается проруха, или, как недавно было написано в
одной популярной газете, «на ихнее НАТО у нас всегда найдется Кипр с винтом».
Нашелся такой «Кипр с винтом» и на профессионального убийцу-заказника Женю
Парыгина, который до этого бесперебойно выполнял заказы на протяжении без
малого трех десятков лет.
Начинал он в шестьдесят восьмом году, как из армии пришел.
Хорошую школу прошел, учителя у него были опытные. Заказов в те годы было не
так уж много, не сравнить с нынешними временами, потому и исполнителей высокой
квалификации требовалось на всю страну не больше десятка. Нераскрытых убийств
тогда не любили, заказы приходилось маскировать под аварии, отравления,
утопления и прочие несчастные случаи. На долю Парыгина выпадало три-четыре
заказа в год, а в остальное время Женя сначала учился в институте инженеров
транспорта, потом работал на автозаводе. Он и сейчас там работает. При таком
специфическом «хобби» гораздо лучше, когда по месту работы тебя знают много
лет, уважают и при необходимости честно поклянутся, что ты – идеал порядочности
и дисциплинированности. Никаких «прорех» в биографии, как пришел со
студенческой скамьи, так и отдал всю жизнь на благо отечественного
машиностроения. Хорошая репутация вкупе с железным здоровьем всегда очень
выручала Парыгина. Если поступал заказ, подготовка и выполнение которого
требовали отлучки в рабочее время или даже на два-три дня, ему никогда не
приходилось связываться с поликлиниками и больничными листами или врать про
похороны любимой пятиюродной тетушки. Достаточно было просто пожаловаться на
недомогание, и начальство само тут же предлагало ему пойти домой и пару дней
отлежаться, чтобы потом не было осложнений. Никому не приходило в голову
заподозрить Парыгина в недобросовестности и отлынивании от работы, потому что
больничными листами он никогда не злоупотреблял. Один раз в год сваливался с
гриппом, больше ничем подолгу и всерьез не болел. И по семейным обстоятельствам
никогда не отпрашивался.
