– Спасибо, солнышко, ты меня порадовал.
Да, туфли – это удачно. Три года назад Настя купила такие
туфли, когда была в Италии, и потом волосы на себе рвала от досады, что
привезла только одну пару. Они были сделаны из мягчайшей кожи, имели потрясающе
удобную колодку, и в них было так же легко и комфортно, как в тапочках. Ноги не
уставали и даже если отекали в жаркие летние дни, то края этих замечательных
туфелек не врезались в тело. При этом они были на каблучке и выглядели более
чем прилично. Настя, до этого обычно ходившая в спортивной обуви, за два года
износила свои волшебные башмачки до состояния драных лохмотьев и теперь
страдала от перспективы снова влезать в кроссовки, в которых летом будет, прямо
скажем, тяжеловато. Но, к сожалению, ни в чем, кроме кроссовок, она ходить не
могла. Только в этих туфельках. А в Россию их почему-то не ввозили.
Не прошло и полминуты с того момента, как она закончила
разговор с мужем, и телефон снова подал голос. И опять интервал между звонками
был чуть короче, чем при внутригородской связи. Наверняка Леша забыл что-то
сказать.
– Да, солнышко, – проворковала она, сняв трубку.
В ответ Настя услышала смущенное покашливание.
– Добрый вечер, Анастасия Павловна.
Она вздрогнула. Этот голос она никак не ожидала услышать.
Неужели опять в ее жизни начинаются проблемы?
– Здравствуйте, Анатолий Владимирович, – осторожно
ответила она.
– Вы меня узнали?
– Конечно, у меня хороший слух.
– С Новым годом вас и с Рождеством.
– Спасибо, и вас.
Повисло неловкое молчание. Сердце у Насти заколотилось, она
ждала от этого звонка чего угодно, но только не радостных известий.
– Анастасия Павловна, я, собственно, звоню… С Эдуардом
Петровичем не все благополучно.
– Что с ним?
– Рак. Слава богу, врачи надеются, что операбельный.
Завтра мы везем его в Москву, в клинике нас уже ждут. Будут делать операцию.
– Он очень плох?
– Ну… Объективно – не очень. Он самостоятельно
двигается, продолжает заниматься делами. Но вы же знаете Эда, он всегда был на
ногах, всегда был бодр и энергичен. И тот факт, что он теперь мало ходит и быстро
устает, для него настоящая катастрофа. Есть люди, для которых это норма, они в
таком состоянии живут годами, десятилетиями, а Эд считает, что жизнь кончена.
– Я могу чем-то помочь?
– Спасибо, Анастасия Павловна, ничего не нужно, уже все
сделано. Я только подумал, что перед операцией Эдуард Петрович, наверное,
захочет с вами переговорить, и хотел просить вас не подавать виду, что все
плохо, если вам покажется, что он сильно сдал. Знаете, он как ребенок, готов у
первого встречного спрашивать, есть ли надежда. И верит всему, что слышит в
ответ.
– Почему вы думаете, что он захочет поговорить со мной?
– Я знаю. Он очень тепло к вам относится.
– Мы не общались с ним больше года, – заметила
Настя. – Он, наверное, уже и забыл обо мне.
– Вы не правы, он вас помнит и очень хорошо о вас
отзывается. А не звонит потому, что не хочет создавать вам проблемы. Но перед
операцией он наверняка будет вам звонить, может быть, даже попросит приехать к
нему в клинику. Вы не откажете ему?
– Разумеется, нет. Я приеду, если он попросит.
Денисов. Могущественный финансист, купивший и положивший в
свой карман целый город вместе с администрацией и всей правоохранительной
системой, богатый, как Крез. Человек, для которого нет ничего невозможного.
Дважды Настя оказывала ему помощь, один раз и она обратилась к нему. Денисов ей
помог, заплатив за это жизнью собственного сына. Отношения у них были сложными.
Эдуард Петрович никогда не просил ее сделать что-то в обход закона, оба раза
речь шла только о том, чтобы помочь в раскрытии преступления и найти убийц. Но
Настя Каменская, проработавшая в уголовном розыске не один год, понимала, что
полагаться на безусловную порядочность крутого мафиози она вряд ли имеет право.
Конечно, хотелось бы надеяться, что Эд Бургундский, как называли его
приближенные, не станет злоупотреблять их знакомством и пытаться втянуть ее в
какую-нибудь грязь. Но дать голову на отсечение она не могла.
А теперь Денисов болен. Оказывается, он не все может. Есть
вещи, против которых бессильны все его несчитаные деньги и многочисленные
связи.
Насте показалось, что вода в ванне стала совсем холодной.
Включила горячую воду, но это не помогло, и она поняла, что нервничает. Ее
снова зазнобило. А так славно все начиналось! Пенная ванна, хорошая книга,
разговор с Алексеем…
Она встала под душ, чтобы смыть мыло, не испытывая от своей
любимой процедуры ни малейшего удовольствия. Никогда не знаешь, где тебя беда
подстережет. Взрыв, террорист, маньяк. Или неизлечимая болезнь. Жаль Денисова.
А имеет ли она право его жалеть? Имеет, решила Настя. Каковы бы ни были его
взаимоотношения с законом. Любой человек достоин сочувствия, когда его
настигает беда. Особенно такая.
Закутавшись в халат, она отправилась на кухню и неожиданно
ощутила прилив энтузиазма в части ужина. Это был тот редчайший случай, когда ей
не хотелось просто сидеть и думать. Ей нужно отвлечься, и ради этого Настя
готова была даже на кулинарные подвиги. В морозильнике нашелся пакет цветной
капусты, как раз то, что надо. Высыпав содержимое на сковородку, она принялась
за поиски какого-нибудь зачерствевшего куска белого хлеба, чтобы при помощи
обыкновенной терки превратить его в панировку. Поиски увенчались успехом,
поскольку предусмотрительный Чистяков специально выкладывал недоеденные куски
батонов на стоящий на подоконнике поднос, чтобы они там сушились в ожидании
лучшей участи. Участь подоспела. Но надежды Настины не оправдались, работа по
превращению черствого хлеба в сухари оказалась монотонной и совершенно
нетворческой, и в голову снова полезли грустные мысли о непредсказуемости жизни
и коварстве судьбы.
* * *
– Кто она? – требовательно спросила Ольга.
– Женщина, – спокойно ответил Доценко.
Он давно уже перестал реагировать на сцены ревности, которые
закатывали его подружки. Миша был привлекательным парнем, девушки его любили, а
поскольку свою «единственную» он пока еще не встретил, то расставался с дамами
легко, особенно с такими, которые не желали считаться со спецификой службы в
уголовном розыске. Ольга была его нынешней пассией и негодовала по поводу того,
что Михаил уже который вечер подряд не уделяет ей внимания. Не то что должного,
а вообще никакого. Не звонит и домой приходит за полночь.
– Ты давно с ней знаком? – продолжала она допрос.
– Не очень.
– Кто она такая?
– А тебе не все равно? – ответил он вопросом на
вопрос. – Как будто если она дворник – это одно дело, а если кинозвезда –
совсем другое.
