– Многообещающе, – хмыкнула она. – Могу себе
представить, о чем будет сказка.
– Вряд ли, – покачал головой Денисов. –
Сказка сама по себе немного непонятная, но вам, я полагаю, будет любопытно ее
услышать. Вы же любите всяческие головоломки. Так вот, в настоящее время из
двадцати шести выпускников учебного центра только двадцать пять работают на
своих местах, то есть там, куда их определили исполнители программы.
– А где двадцать шестой?
– О-о-о, – загадочно протянул Денисов, – если
бы знать, где двадцать шестой, так и головоломки не было бы.
– И имя его, конечно, неизвестно, –
полувопросительно сказала Настя.
– Конечно, – подтвердил он. – Зато известно
другое. В том месте, куда был, если так можно выразиться, распределен на работу
двадцать шестой выпускник учебного центра, недавно произошло ЧП. Был убит один
из руководителей службы безопасности, в прошлом – сотрудник МВД, вышедший на
пенсию. Ну как, дорогая Анастасия, озадачил я вас?
– Пока не очень. Не вижу, в чем тут головоломка. И не
вижу, почему этой информацией нельзя пользоваться…
Она хотела добавить: «пока вы живы», потому что именно об
этом предупредил ее Денисов в самом начале разговора, но вовремя осеклась.
– Я хочу сказать, что установить перечень структур по
всей стране, в которых недавно произошло такого рода ЧП, не так уж сложно.
Времени только займет много, но в целом ничего невозможного. Тем более что не в
каждой из них погибший сотрудник был в прошлом офицером милиции. Потом
выяснить, какие работники в этих структурах в соответствующий период времени
были приняты на работу и вскоре уволились. И прояснить судьбу каждого из них.
Может быть, трудоемко, но более чем реально. Только я не понимаю, зачем этим
заниматься. Вы полагаете, что исчезнувший двадцать шестой выпускник причастен к
убийству руководителя службы безопасности? Так могу вас уверить, те, кто
занимается этим преступлением, в первую очередь обратили внимание на внезапно
пропавшего нового сотрудника той структуры. Они не глупее нас с вами. Вы
чего-то недоговариваете, Эдуард Петрович. Это нечестно.
Денисов долго молчал, казалось, он полностью утратил интерес
к разговору, сидел неподвижно, не сводя глаз с пушистых, покрытых снежными
шапками елок.
– Если меня когда-нибудь попросят назвать женщин,
оставивших в моей жизни самый глубокий след, – неожиданно сказал
он, – я назову три имени. Первая – Вера Александровна, моя жена, которая
прошла бок о бок со мной почти пятьдесят лет и была мне поддержкой в самые
трудные минуты. Вторая – Лилиана, женщина, которую я искренне любил и которая
так нелепо погибла. Благодаря вам убийца был найден, я этого не забыл. И третья
– это вы, Анастасия. Я не перестаю удивляться вам.
– Отчего же? – сухо спросила Настя. Ей стало
почему-то неприятно и тягостно. И мысль о том, что она якобы оставила глубокий
след в жизни матерого мафиози, совершенно ей не льстила.
– Вы приехали повидаться с умирающим… Да-да, не надо
меня перебивать и уговаривать, я не маленький. Вы приехали повидаться с
умирающим, более того, вы приехали к человеку, который всегда относился к вам с
доверием и теплотой и который ни разу не сделал вам ничего дурного. Вы ведь не
можете этого отрицать, правда? Даже та неприятность по службе, которая у вас
произошла из-за контактов со мной, случилась не по моей вине. Вы тогда
попросили меня приехать в Москву и встретиться с вами, это была не моя
инициатива. Так вот, повторяю, вы сейчас разговариваете со мной, человеком,
который прекрасно к вам относится и которому жить осталось считаные дни, и все
равно не можете избавиться от присущей вам настороженности и недоверчивости. Вы
за каждым моим словом ищете подвох. Более того, вы разговариваете со мной как с
равным, пытаетесь найти логику в моих словах, цепляетесь за противоречия и
несостыковки. А ведь я вам неровня, дорогая моя. У вас все впереди, тогда как у
меня впереди только операционная, из которой я могу уже не выйти. Врачи морочат
мне голову, уверяя, что операция поможет, но в то же время честно предупреждают
меня, что я могу ее не перенести. И даже в этой ситуации вы не проявляете
снисходительности ко мне. Вы жестоки, Анастасия. Вероятно, оттого, что еще
очень молоды. Вам тридцать шесть, я не ошибся?
– Не ошиблись.
– Совсем девчонка, – грустно улыбнулся
Денисов. – Но вы, как всегда, правы, я сказал не все. Программа, о которой
идет речь, очень дорогая, бюджетного финансирования на нее не хватает. И
руководители программы пошли на сделку с некоторыми структурами.
– Понятно, – вздохнула Настя. – Вы даете им
деньги, а они за это вас не трогают. Так?
– Совершенно верно. Я тоже финансирую эту программу, и
взамен мне дали твердое обещание, что ни один из новоявленных резидентов
никогда и ни при каких условиях не появится на территории моего города. Поэтому
я не заинтересован в том, чтобы, пока я жив, это гнездо разворошили. Вы меня
понимаете? Потянув за ту ниточку, которую я вам только что дал, вы с вашей
хваткой и упрямством в конце концов доберетесь и до учебного центра, и до
организаторов и руководителей программы. И тогда могут начаться перетряски
всякого рода, в том числе сменится аппарат исполнения программы, а также
источники финансирования. И я уже не смогу быть уверен в том, что мне снова
удастся договориться о взаимовыгодном перемирии с государством. Если же я умру,
другое дело.
«Он умрет, – вдруг отчетливо поняла Настя. – Он ни
на что не надеется и готов к концу. Именно поэтому он и рассказал мне все это.
Если бы в нем теплилась хоть капля надежды, он ни за что не дал бы мне эту
информацию. Вероятно, он знает о своей болезни куда больше, чем окружающие. И
на бессмысленную с его точки зрения операцию согласился только для того, чтобы
не расстраивать близких. Пусть тешат себя иллюзиями. Но если я ошибаюсь и он надеется
выкарабкаться, то, выходит, Денисов считает меня полной идиоткой. Потому что
только полному идиоту можно доверять такую информацию и быть уверенным, что тот
не воспользуется ею исключительно из доброго отношения. Неужели он так высоко
оценивает степень своего влияния на меня и думает, что я никогда не сделаю ни
полшага ему во вред?»
– Эдуард Петрович, простите за вопрос, вы давно
болеете? – спросила она неожиданно.
Денисов медленно повернул к ней свою крупную седовласую
голову и внимательно посмотрел прямо в глаза. В этот момент Настя подумала, что
он видит ее насквозь и смысл бестактного вопроса ему предельно ясен. Так оно и
оказалось.
– Нет, дорогая моя, болею я всего четыре месяца. Вы
сами видите, во что за эти четыре месяца я превратился. Болезнь прогрессирует
очень быстро. Если не делать операцию, то жить мне осталось совсем немного.
Может быть, всего несколько недель.
– Но если операция пройдет успешно?
– Перестаньте. – Он поморщился и снова сел прямо,
уставив неподвижный взгляд на пушистые елочки. – Неужели вы верите в это?
За четыре месяца организм настолько прогнил, что сердце не выдержит даже
двухчасового наркоза. Я с каждым днем слабею, чувствую себя все хуже и хуже, и
это означает, что метастазы ползут в разные стороны с огромной скоростью. Их
уже ничто не остановит. Вы меня простите, Анастасия, я знаю, вам куда легче
было бы разговаривать со мной в другом тоне и в другом ключе, поддерживать во
мне надежду и слушать, как я строю планы на будущее. По крайней мере вам было
бы понятно, что и как нужно говорить. А общаться с человеком, который знает,
что скоро умрет, и даже пытается это обсуждать, очень тяжело. Но я слишком
высоко ценю вас, чтобы обманывать, тем самым вынуждая вас притворяться и, в
свою очередь, обманывать меня. Я вам не настолько близок, чтобы вы убивались по
мне, как будет убиваться тот же Толя Старков, не говоря уж о моей семье. Вам я
могу сказать все как есть на самом деле и не пытаться вас щадить. Я не жилец.
Поэтому и рассказал вам про программу.
