– Зачем? Зачем вы мне это рассказали? Чего вы
добиваетесь?
– Ну, например, хочу, чтобы вы знали об этом. Просто
так, без всяких условий. Может быть, это поможет вам в работе, когда вам
покажется, что вы чего-то не понимаете.
– Вы опять недоговариваете.
– Да… Вы снова правы. Я еще не все сказал, но не
потому, что испытываю вас на сообразительность, поверьте мне. Я долго готовился
к нашему разговору, но к моменту вашего приезда так и не ответил сам себе на
главный вопрос. Поэтому сейчас все еще мучительно пытаюсь найти ответ.
– И не находите?
– Нет, не нахожу. Хотя думаю об этом все четыре месяца,
с тех самых пор, как понял, что семимильными шагами двигаюсь к краю. Люди
самонадеянны и редко задумываются о том, что будет, когда их не станет. Нам
кажется, что мы будем жить вечно и никогда не умрем. А потом вдруг оказывается,
что это не так. И все чаще приходится думать о перспективе собственного
отсутствия в той жизни, которая будет продолжаться уже без нас. Сначала все
кажется предельно ясным, и на вопрос, какой же будет эта жизнь, самый первый
ответ: «Это будет жизнь без нас». Некоторые таким ответом и ограничиваются. А
некоторые, прожевав и переварив эту неприятную мысль, переходят к следующему
этапу и говорят себе: «Ладно, я понял, что это будет жизнь без меня. Но
все-таки какой она будет, хорошей или плохой? И волнует ли меня, какой она
будет?» Вот на этот вопрос я и ищу ответ. Я пытаюсь понять, безразлична мне эта
чужая жизнь, в которой меня уже не будет, или нет.
– И к чему вы склоняетесь?
– Не знаю. Не могу решить. Слишком многое положено на
чаши весов. В том числе и благополучие людей, которых я много лет поддерживал и
которых не имею права бросить на произвол судьбы.
– Вы хотите, чтобы я побыла с вами до тех пор, пока вы
не примете решение?
– Да. Я этого хочу. Но не смею просить вас об этом.
Сегодня воскресенье, у вас день законного отдыха и наверняка есть какие-то свои
планы. И потом, не очень-то радостно коротать время в обществе умирающего
старика. Вы, наверное, замерзли и проголодались? – внезапно сменил он
тему.
– Нет, что вы, – вежливо ответила Настя, хотя и в
самом деле ужасно замерзла и хотела есть.
– Не лгите, – рассмеялся Денисов. – По глазам
вижу, что это неправда. Пойдемте-ка ко мне в палату и устроим прощальный обед.
Да не смотрите вы на меня как на покойника! Я пока еще жив и, осознавая
малоприятную перспективу, хочу то, что осталось, прожить в радости и
удовольствии. Пойдемте, пойдемте.
Он с трудом встал со скамейки и снова оперся на Настину
руку. Теперь Эдуард Петрович шел еще медленнее, и несколько десятков метров,
отделявших их от входа в больничный корпус, они преодолевали так долго, словно
каждый шаг требовал неимоверных усилий. В палате, больше похожей на номер люкс
в дорогой гостинице, Денисов разделся, и, когда остался в спортивном костюме,
Настя с ужасом увидела, как он исхудал. Кожа до кости. А ведь был таким статным
и широкоплечим…
Палата у Денисова и впрямь была особая, не для рядовых
больных. Это, скорее, даже были апартаменты. Вероятно, при советской власти
здесь лежали члены правительства и Политбюро ЦК, а теперь, когда все
переводится на коммерческую основу, сюда могли положить любого, кто обладает
соответствующими суммами денег. Апартаменты состояли из трех комнат: спальни,
гостиной и кабинета. Предполагалось, по-видимому, что высокопоставленные
пациенты будут не только поправлять здоровье, но и принимать посетителей и
работать над важными документами, определяющими судьбы страны.
Они расположились в гостиной, а вошедшие следом за ними
охранники тут же принялись накрывать на стол. Из стоящего в углу комнаты холодильника
появились тарелки с копченой осетриной и мягким сыром, вазочки с икрой, фрукты.
– Приступим, – весело заявил Денисов. – Но не
увлекайтесь, впереди еще горячее.
– Кстати, как поживает ваш знаменитый повар? –
спросила Настя.
– Алан? Сами увидите. Я привез его с собой. Мне, как вы
понимаете, разрешают даже здесь держать своего повара. То, что мне предложит
больничная кухня, заведомо неприемлемо. Кроме того, меня навещает довольно
много людей, а я привык быть хлебосольным хозяином. Алан ночует у друзей,
неподалеку отсюда, а с утра до позднего вечера находится в клинике.
Насте показалось, что настроение у Эдуарда Петровича
поднялось, даже глаза заблестели. Он начал рассыпать комплименты, рассказывать
анекдоты и разные забавные случаи из своей жизни. Вскоре появился Алан,
маленького роста крепыш с большим животом и окладистой бородой, похожий на
веселого доброго гнома. Настю он сразу узнал и заулыбался во весь рот, сверкая
золотыми коронками.
– Рад видеть вас, рад видеть, – приговаривал он,
раскладывая на блюде приготовленные по-особому овощи, – а я-то все голову
ломал, для кого Эдуард Петрович такой стол с утра заказал. Мужчины больше мясо
предпочитают, а вы любите рыбу и овощи, я помню.
– Анастасия, вы совершенно очаровали всю мою
команду, – шутливо поддел Денисов. – Вы только подумайте, за три с
лишним года Алан не забыл ваших кулинарных пристрастий. Это о чем-нибудь да
говорит! А Толя Старков, как мне кажется, к вам неровно дышит.
– Ну что вы, – смутилась Настя, – вам
показалось.
Анатолий Владимирович Старков был в команде Денисова
начальником контрразведки. Если отвлечься от правовых реалий, то он импонировал
Насте своим спокойствием и деловитостью, а также тем, что был одним из немногих
людей, которые не считали женщину, работающую в уголовном розыске, экзотическим
недоразумением.
– Да нет, дорогая моя, не показалось. Открою вам
маленький секрет. Когда я собирался просить вас помочь в поисках преступника,
который убил мою Лилиану, Толя меня сильно отговаривал.
– Вот как? Он сомневался, что я смогу вам помочь?
– Ни в коем случае. Он никогда не сомневался в ваших
способностях. Он, видите ли, опасался, что я этим поставлю вас в неудобное
положение. Очень просил меня, чтобы я вас не трогал.
– И из одного этого вы сделали вывод, что Анатолий
Владимирович ко мне неравнодушен? Он просто деликатный человек, вот и все.
– Конечно, – хмыкнул Денисов, – а я, выходит,
совсем неделикатный. Вы бы слышали, с каким придыханием он произносит ваше имя.
Ладно, все это чепуха, болтовня стариковская. Расскажите мне лучше, как ваша
семейная жизнь протекает.
– Протекает своеобразно, – засмеялась
Настя. – В данный момент я одна, муж в Штатах, лекции читает по высшей
математике.
Они болтали легко и непринужденно, словно не стояли рядом
тяжелая болезнь и близкий конец. После горячего Алан подал Насте кофе, а
Денисову – его любимый коктейль из молока с яблочным соком. За окном быстро
темнело, день клонился к вечеру, а Денисов все не отпускал Настю, находя новые
и новые темы для разговора. Несколько раз заходил врач и с удовлетворением
отмечал, что больной накануне операции бодр, весел и не нервничает. Наконец
Эдуард Петрович перешел к главному.
