– Ребенок Настя, не злись. Я не мог знать, что для тебя
это будет так сложно.
– Да какая разница, сложно или нет! – взорвалась
она. – Даже если не сложно, все равно, зачем ты позволяешь ему корчить из
себя курбаши? Неужели тебе самому не противно? Это же типичные замашки крутого
босса, гадкие, хамские, а ты поддерживаешь его и с удовольствием участвуешь в
этом спектакле. Прости, папуля, но от тебя я этого никак не ожидала.
Леонид Петрович примирительно улыбнулся и полез за
сигаретами.
– Перестань, ребенок, – спокойно сказал он. –
Тебе не нравится Мельник, это за версту видно, поэтому каждое лыко получается в
строку. Ты столько лет работаешь в мужском коллективе, а так и не научилась
понимать мужские игры. Да, ему приятно нажимать кнопки и отдавать приказания,
которые быстро исполняются. Ну и что в этом плохого? Да, и мне было приятно,
что для меня, начальника кафедры, твой шеф так старается. Мы – мужчины, у нас
свой взгляд, свои мерки. Глупо нас за это осуждать. И перестань дерзить
начальнику, это непрофессионально. Держи себя в руках. Ты домой собираешься?
– Пока нет. Рано еще, у меня куча дел не сделана.
– Ну смотри, а то подвезу до метро. Так как?
– Нет, папуля, – Настя тоже начала
улыбаться. – Спасибо тебе. Я еще поработаю. И потом, сегодня Колобок дает
прощальный бал, мы все у него собираемся.
– Про субботу не забыла?
– Да ты что! – возмутилась она. – Лешка уже
весь обмечтался насчет твоих жареных цыплят.
– Когда он улетает?
– Через неделю.
– На три месяца?
– Чуть меньше. В конце марта вернется.
– Не соскучишься?
Настя вскинула на отчима удивленные глаза.
– Пап, ты ж меня знаешь.
– Знаю, знаю, – вздохнул Леонид Петрович. –
Кошка ты и гуляешь всю жизнь сама по себе. Ты даже по маме не скучала, пока она
за границей жила. Ладно, если отказываешься со мной ехать, тогда я пойду,
пожалуй. В субботу к пяти часам, не забудь.
Он поцеловал Настю, оделся и ушел.
Ей стало грустно. Вот и начал проявляться новый начальничек.
Конечно, приятно, что к науке он относится без ставшего уже давно хорошим тоном
пренебрежения. Кинулся организовывать материал для кафедры оперативно-розыскной
деятельности одного из милицейских вузов. Другой бы сморщился, как от кислого
лимона, да попытался отделаться от посетителя побыстрей, а этот – нет. Ладно,
время покажет, какой он, Владимир Борисович Мельник. Но все равно Гордеев был
лучше. Гордеев – это Гордеев. Его даже неприлично сравнивать с кем бы то ни
было.
Около восьми вечера явился Юра Коротков. На лице у него было
написано тревожное недоумение. Минут пятнадцать он старательно излагал Насте
результаты сегодняшних изысканий в части биографий людей, погибших от руки
неизвестного душителя-маньяка. Настя слушала внимательно, записывала, делала
какие-то пометки в ею же изобретенных схемах. Пока ничего не высвечивалось. Не
было единого признака, который объединял бы всех семерых потерпевших. Кроме
того, естественно, что они оказались поздним вечером в пустом подъезде.
Она убрала со стола бумаги и поднялась.
– Ничего у нас не получается пока, Юрик. Ладно, поехали
к Колобку, авось под влиянием алкоголя что-нибудь в голову придет.
* * *
Печка в машине работала исправно, и, несмотря на суровый
мороз, водитель и пассажир сидели без перчаток и в расстегнутых пальто.
– Что ж, поздравляю с первым выпуском, – говорил
пассажир, полуобернувшись в сторону водителя. – Насколько я знаю, он
прошел успешно. Как планируете осуществлять второй набор?
– С этим проблемы, Виталий Аркадьевич. Мой заместитель
настаивает на другом принципе отбора кадров. И систему подготовки отстаивает
другую. У меня нет аргументов, которые позволили бы не согласиться с ним.
– Как это нет аргументов? – удивился пассажир. –
Разве успешная подготовка первой группы специалистов – это не аргумент?
– К сожалению, нет. Пока нет, – уточнил
водитель. – Они только сдали выпускной экзамен, а как они будут работать в
полевых условиях – неизвестно. Хотелось бы надеяться, что провалов не будет.
– А что предлагает твой зам?
– Зеленин против того, чтобы готовить людей в условиях
казармы. Он считает, что этим нарушается процесс социализации. Как только
человека изымают из общества, из обычной повседневной жизни, он якобы перестает
быть адекватным. Я не сторонник такой позиции, но мой заместитель много лет
занимался наукой, и мне трудно с ним спорить. Он начинает приводить такие
доводы… Короче, я хотел вас просить, чтобы вы вынесли свое решение по этому
вопросу.
– Да какое ж тебе решение еще нужно? Ты – начальник. Ты
– руководитель. Зама своего не можешь к порядку призвать? Тогда грош тебе цена
как начальнику.
– Виталий Аркадьевич, не все так просто. У Зеленина
сильная поддержка в ваших кругах. Вспомните, это не я его нашел, это вы мне его
рекомендовали. И сказали, что Зеленин – кандидатура вашего шефа. Я был бы вам
признателен, если бы вы утрясли этот вопрос с ним.
– Хорошо, я поговорю. Но тебе хочу сказать: не дело
это, когда начальник боится своего заместителя. Должно быть наоборот.
Остановись на углу, дальше я пешком пройду.
Виталий Аркадьевич тяжело вынес свое крупное тело из машины
и пошел, не оглядываясь, в сторону большого здания на Краснопресненской
набережной. Через двадцать минут он уже сидел в своем кабинете, обшитом дубовыми
панелями.
– Почту посмотрите, Виталий Аркадьевич? – спросила
хорошенькая секретарша.
– Оставь, – царственно кивнул он. – И сделай
мне чаю, замерз я что-то. Из гаража не звонили насчет машины?
– Звонили. Трамблер надо менять. Обещали к вечеру
сделать.
– Ну и хорошо, – снова кивнул он. – А то мне
уж неловко знакомых затруднять, просить, чтоб подвезли.
Секретарша вышла, а Виталий Аркадьевич минуту подумал и снял
трубку аппарата прямой связи.
– Василий Валерианович, – официально произнес
он, – разрешите зайти?
Вообще-то Василий Валерианович был для него просто Васей, но
Виталий Аркадьевич знал привычку своего шефа разговаривать по громкой связи. И
если в эту минуту в кабинете у Васи кто-то был, совсем не нужно, чтобы он узнал
о неформальных отношениях двух сотрудников аппарата правительства.
Василий Валерианович, высокий, худой, с длинным морщинистым
лицом и очками в тяжелой оправе, встретил его дежурной улыбкой. Он улыбался
всегда, даже когда был зол, даже когда пребывал в ярости. Улыбка у него была
какая-то кривая. Впрочем, лишь немногие знали, что это следствие перенесенного
несколько лет назад микроинсульта.
– Мне надо поговорить с тобой о проекте, – начал
Виталий Аркадьевич, усевшись в неудобное, слишком жесткое для него
кресло. – Первый этап закончен, пора переходить ко второму. И здесь
возникли некоторые проблемы.
