– Вернемся к программе, – сказал он, резко оставив
шутливый тон. – Я понял, что мне все-таки небезразлично, что произойдет в
моем городе после того, как меня не станет. Не буду излишне повторяться, вы
прекрасно знаете, что мы оказываем нашему городу огромную спонсорскую помощь,
на мои деньги ремонтируются школы и покупаются лекарства и оборудование для
больниц, строятся дороги, осуществляются социальные программы, идет поддержка
малоимущих и так далее. Если пострадают те структуры, которые в моем городе
работают и приносят доход, пострадает в первую очередь население. Поэтому я
хотел бы максимально обезопасить свое детище, хотя бы на какой-то период, пока
городской бюджет не окрепнет должным образом. И я прошу вас, Анастасия, вот о
чем. Если вы сами соберетесь тронуть то, что связано с программой, предупредите
тех, кто останется после меня. Того же Толю Старкова. Я не могу и не хочу
просить вас о том, чтобы вы вообще не лезли в это. Но по крайней мере
предупредите, чтобы мой город не остался беззащитным перед внезапными
изменениями в отношениях с государством.
«Не могу и не хочу просить! Очень интересно. Почему же это,
Эдуард Петрович? – мысленно спросила его Настя. – Потому что это
пойдет вразрез с моим служебным долгом? Или есть еще какая-то причина?»
– Эдуард Петрович, я не понимаю вашей
озабоченности, – осторожно сказала она вслух. – Государственная
программа – это государственная программа, ни больше и ни меньше. Это же не
преступная организация, и в этой деятельности я не вижу абсолютно ничего
незаконного. Напротив, она направлена на защиту правопорядка и борьбу с
нарушениями закона. Почему вы думаете, что я захочу влезть туда и, как вы сами
недавно выразились, разворошить гнездо? Мне там совершенно нечего делать.
– Боюсь, дорогая моя, что тут вы ошибаетесь, –
очень серьезно ответил Денисов. – Дай бог, чтобы я оказался не прав, но
мне интуиция подсказывает, что с этой программой что-то нечисто.
«Как же, интуиция, – прокомментировала про себя
она. – Не интуиция, а конкретная информация вам что-то подсказывает. Но вы
не хотите говорить, чтобы, как выражаются оперативники, не спалить источник».
– Что именно? – невинно спросила Настя.
– Сам не знаю. Но запашок есть. Вернемся к тому, о чем
мы с вами говорили в парке. Двадцать шестой выпускник никуда не пропал, в том
смысле, что его не нужно искать. Он был переведен в другую структуру, а через
несколько дней умер.
– Сам? Или ему помогли?
– И еще как помогли. Подозреваю, что у вас он числится
потерпевшим, чье убийство пока не раскрыто.
– Значит, ваши намеки на связь двадцать шестого
выпускника с убийством руководителя службы безопасности были просто блефом? Вы
хотели посмотреть, попадусь ли я на такую дешевую приманку? Стыдно, Эдуард
Петрович.
– Погодите, Анастасия, я еще не все сказал. Двадцать
шестой выпускник не убивал руководителя службы безопасности. Это я могу сказать
вам совершенно точно.
– Может, и истинного убийцу назовете?
– Нет, вот этого не могу. Не знаю.
– Откуда же такая уверенность в его непричастности?
– Из календаря. Двадцать шестой был убит раньше.
Примерно недели на две-три. Так что сами видите… – Денисов развел руками.
– Значит, связи между двумя убийствами нет?
– Связь есть. Есть, Анастасия. Это единственное, что я
могу сказать вам совершенно точно. И не спрашивайте, откуда я это знаю. Поэтому
утверждаю: если в результате осуществления государственной программы возникает
связь между двумя убийствами, эта программа дурно пахнет. С ней что-то не так.
Я вас убедил?
– Пока нет. Но я подумаю.
– Еще раз прошу вас: если в результате ваших раздумий
вы придете к определенным выводам, не сочтите за труд сообщить моим людям.
– Эдуард Петрович, а зачем вы мне все это рассказали? Я
уже спрашивала вас, но ваш ответ меня не убедил. Вы могли бы промолчать, и я
ничего не узнала бы. Если с программой действительно что-то не так, то своим
рассказом вы увеличили риск возникновения той ситуации, которой вы сами
опасаетесь.
– Что ж, дорогая моя, придется признать, что и на
пороге смерти я пытаюсь соблюсти свои интересы. Я хочу заключить с вами сделку.
Такую сделку, которую я не могу заключить ни с кем другим.
– Вы меня пугаете, – шутливо отозвалась
Настя. – Вас послушать, так я единственный человек в милиции, с которым
можно заключать сделки, иными словами – подкупить. Вы хотите меня обидеть?
– Никогда в жизни. Я скорее умру, чем обижу вас.
Впрочем, я действительно скоро умру… Все-все-все, больше не буду о
грустном, – торопливо добавил он, видя, как мгновенно помрачнело ее
лицо. – Так вот, вернемся к сделке. Не буду скрывать, мне выгодно
участвовать в финансировании программы и получать взамен гарантии собственной
безопасности. Но я не имею права закрывать глаза на то, что программа скорее
всего порочна или безнравственна, а то и преступна. Значит, рано или поздно это
выплывет наружу, и крутые перемены в реализации программы неизбежны. Далее
наступают те самые последствия, которые мы уже обсудили. Но если перемены
наступят в результате действий кого-то другого, а не вас, Анастасия, мои люди
не будут предупреждены. Поэтому я сделал все возможное для того, чтобы вы при
желании и при наличии к тому оснований успели раньше других. Повторяю, я дал
вам информацию, которая позволит вам уже сегодня начать выяснять, существуют ли
для моих подозрений реальные основания. Наверняка найдется кто-то еще, кто,
может быть, случайно потянет за ниточку и размотает весь клубок. Нужно только,
чтобы он эту ниточку нащупал. Это ведь вопрос времени. И я предпочитаю, чтобы
ниточка оказалась в ваших руках раньше, чем в руках кого-либо другого. Может
быть, мои подозрения беспочвенны, и я буду искренне рад, если это так. Хотя и
уверен, что я прав. Но в любом случае я надеюсь, что смогу положиться на ваше честное
слово и знать, что на мой город не обрушатся внезапные неприятности.
– Вы заранее уверены в том, что я вам это слово дам?
– Вы не откажете умирающему.
Он сказал это так серьезно и просто, что у Насти слезы
навернулись на глаза. Денисов поднялся из-за стола и пересел в мягкое глубокое
кресло в углу комнаты.
– Вот теперь я действительно все сказал. Не смею больше
настаивать на том, чтобы вы мучились в моей компании. Простите, Анастасия, я в
самом деле устал, а завтра у меня тяжелый день. И еще одна просьба. Если я
останусь жив после завтрашнего мероприятия, не навещайте меня, пока я сам не
попрошу об этом. Договорились?
Она молча кивнула и стала натягивать куртку. Эдуард Петрович
не встал, чтобы помочь ей одеться, и это красноречивее всего показало, как он
ослабел. Никогда великий Эд Бургундский, как называли его приближенные, не
позволил бы себе быть невежливым по отношению к даме.
* * *
В жизни Евгения Парыгина возникло еще одно осложнение, на
сей раз совершенно неожиданное. Он был готов к чему угодно, только не к тому,
что вдова его брата Лолита поведет себя таким образом.
