– Дословно. Абсолютно. Слово в слово.
– Тогда у нас с тобой два варианта. Либо Мамонтов сам
пересказал разговор кому-то, либо у него в телефонном аппарате «жучок». Я
потому и спросила, где он стоит. Что мы имеем на видеопленке?
– Правильно, – воодушевился Коротков, –
правильно! На пленке у Мамонтова рожа такая, что сразу видно: его только что
били. А за спиной плакат с Чаком Норрисом и видна спинка дивана с серой
обивкой. Такой диван и такой плакат есть в его квартире. Значит, снимали у него
дома, и пока в комнате били и делали запись, кто-то вполне мог в прихожей
насовать в аппарат всякую гадость. А когда Никиту убили, «жучок» сняли.
– Ага, или не сняли.
– Почему не сняли? – не понял Коротков.
– Не знаю, – Настя пожала плечами и достала еще
одну сигарету. – Мало ли причин. Забыли, например. Или не успели,
торопились сильно. Или спугнул кто-то.
– Вот черт! – от досады Коротков резко прибавил
газ, от чего старая развалина, на которой они ехали, затряслась, как в
лихорадке, и грозила вот-вот рассыпаться. – Не подумал я об этом. Да ведь
в тот момент, когда обнаружили труп Мамонтова, никому и в голову не могло
прийти, что через несколько дней появится статья и в ней будет дословно
воспроизведен наш разговор. Если бы знал, обязательно телефон проверил бы. А
теперь без толку, столько времени прошло, аппарат в стольких руках побывал…
Снегопад внезапно усилился, и ему пришлось сбавить скорость,
потому что видимость была почти нулевая. Настя стала замерзать. Она снова
натянула перчатки и спрятала руки в карманы, но это мало помогло. Хорошо, что
ехать осталось недолго, минут десять, если повезет, конечно.
– Юр, ты все-таки подумай насчет «Русской
тройки», – попросила она. – Ведь мелькала же она где-то совсем
недавно, я точно помню.
– Ася, не приставай. Между прочим, что это за
душераздирающая история про безымянного начальника службы безопасности,
которого убили и которого тебе надо вычислить? Почему я ничего об этом не знаю?
– Я тебе расскажу как-нибудь, но попозже, не теперь.
– Почему не теперь?
– Пока еще рано. Мне нужно самой убедиться, чтобы не
гнать волну понапрасну.
– Опять секреты? Мы с тобой, кажется, не чужие…
Коротков обиженно засопел, и Настя легко рассмеялась, глядя
на его надутую физиономию.
– А я с тебя пример беру. Ты за один графин с водой
сколько всего с меня стребовал, забыл? И кофе, и конфеты, и отчет о
командировке. Вот и я буду так же поступать. Пока не вспомнишь, где я видела
упоминание о банке «Русская тройка», ничего тебе не расскажу про начальников
службы безопасности.
– Ну Асенька, – взмолился Коротков, – ну как
же я могу это вспомнить! Если бы речь шла о том, что Я это где-то видел или
слышал, тогда другое дело. Но ведь речь о ТЕБЕ. Откуда я могу знать, где и что
ты видела?
– Как хочешь, – она пожала плечами и зябко
поежилась. – Не можешь вспомнить – не услышишь мою историю.
– Нет, ты все-таки выдра, – безнадежно вздохнул
он.
Чем ближе к дому, тем больше Настю охватывала тревога.
Сегодня Денисова должны были оперировать. Как все прошло? Она еще вчера
договорилась с Анатолием Владимировичем Старковым, что тот непременно сообщит
ей о результате. Но было ясно, что звонить он будет только ей домой, а ни в
коем случае не на работу. В том, что Старков позвонит, она не сомневалась, за
людьми Денисова необязательности не водилось. Но вот что он ей скажет…
У своего подъезда Настя торопливо попрощалась с Коротковым и
помчалась домой отогреваться. Первой мыслью было залезть в горячую ванну, но
она тут же вспомнила, как некоторое время назад тоже грелась в горячей воде.
Тогда ей позвонил Старков и сообщил, что Денисов тяжело болен. И она так
разнервничалась, что даже в ванне не могла справиться с ознобом. Она подумала,
что если сейчас залезет в горячую ванну, то Старков обязательно позвонит и
сообщит неприятное известие.
Для борьбы с холодом существовал еще один способ,
заключавшийся в зажигании всех четырех конфорок на газовой плите. Настя стащила
в прихожей сапоги, зажгла в кухне газ и уселась за стол, не снимая куртки.
Минут через десять стало тепло, хотя и душновато, и можно было рискнуть
расстегнуть куртку, а еще через десять минут и вовсе снять ее.
Она сидела на кухне, погрузившись в странное оцепенение и с
наслаждением чувствуя, как согревается промерзший организм. Хотелось выпить
кофе, но отчего-то не было сил встать и налить воды в стоящий на столе
электрический чайник. Откуда такая слабость? Два часа просидела за столом,
потом минут сорок в машине, ведь не стояла, не ходила и не бегала, тяжести не
таскала. Когда-то ей говорили, что интеллектуальный труд может вызывать
ощущение физической усталости, но Настя не верила. И почему не верила, глупая?
Результат налицо. Да нет, не может быть, глупости это все. Просто газ в четырех
зажженных конфорках съедает весь кислород, отсюда и отупение, и нежелание
двигаться…
Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Она с трудом
пришла в себя и не сразу сообразила, что это за звук и где находится аппарат.
Телефон стоял здесь же, на полу, рядом с ней, но Насте понадобилось некоторое
время, чтобы найти его и снять трубку. Услышав голос Анатолия Владимировича, ей
уже не нужно было вникать в произносимые им слова. И так все понятно. Эдуард
Петрович Денисов умер.
* * *
Василий Валерианович был вполне удовлетворен тем
результатом, который он получил в процессе им же самим закрученной интриги. Все
шло как по маслу. А то, что в ходе этого «смазанного маслом» движения умирали
люди, было делом второстепенным и совершенно неважным.
Он стоял у самых истоков этой секретной государственной
программы. Услышал где-то общую идею и долго, долго ее переваривал, находя в
ней все новые и новые положительные стороны. Впоследствии, когда ситуация с
пополнением государственного бюджета за счет налогов стала критической, Василий
Валерианович начал сначала осторожно, а потом все более настойчиво
пропагандировать идею как всей программы в целом, так и особой ее части,
связанной с подготовкой и внедрением в коммерческие структуры специально
обученных людей, которые будут давать правоохранительным органам информацию о
финансовых нарушениях и разных хитростях, позволяющих уменьшать размеры
налогообложения. Кроме того, Василию Валериановичу очень импонировала идея о
создании особых структур, или фирм, которые умышленно должны привлекать к себе
«грязные» деньги. Он знал, что в США такие вещи делаются. Фирма, созданная ФБР,
работает около девяти-десяти месяцев, привлекает к себе интерес тех, кто имеет
дело с наркотиками и оружием, получает нужную информацию и самоликвидируется.
Дальше уже работают федеральные агенты.
Вряд ли нашелся бы человек, который не считал бы Василия
Валериановича Галузо искренним борцом за укрепление налоговой дисциплины и
радетелем государственной казны. И лишь очень немногие, в том числе и близкий
кореш Виталий Аркадьевич Боровков, знали, что именно стоит за этим радением и
борьбой. Галузо был стратег, он никогда не жил сегодняшним днем. Его глаза на
длинном морщинистом лице всегда смотрели вперед, в будущее. Если разработать и
утвердить государственную программу и особенно ее секретную часть, то можно
подмять под себя всех крупнейших финансистов России. И не только России… С
одной стороны, обеспечить финансирование программы и ее бесперебойное
осуществление и тем самым завоевать себе авторитет хорошего организатора,
опытного управленца и дальновидного политика. С другой стороны, поставить на
колени всех воротил и держать их на коротком поводке, доить из них деньги на
программу и взамен давать им обещания, что их не тронут. Пройдет некоторое
время, страна начнет готовиться к очередным президентским выборам 2000 года, и
вот тогда все поймут, что такое есть Василий Валерианович Галузо. Потому что
деньги на предвыборную гонку нужны будут всем. А где их взять? Правильно, у
финансистов и промышленников, вербуя их в свой стан и обещая после прихода к
власти предоставлять им всяческие льготы и привилегии. Вот тогда-то финансисты
и промышленники и призадумаются, а не пойдут ли их действия вразрез с
интересами тех, кто обещает им защиту от всепроникающей государственной
программы. А то дадут деньги на предвыборную борьбу какого-нибудь кандидата в
президенты, а тем, кто осуществляет налоговую программу, этот кандидат не
нравится. И скажут они: «А забирай-ка ты, Иван Терентьич, свои паршивые ворованные,
от казны укрытые деньги из бюджета нашей замечательной государственной
программы и катись-ка ты куда подальше со своим вшивым-паршивым кандидатом. А с
завтрашнего дня напихаем мы в твой концерн своих специалистов, они быстро тебя
на чистую воду выведут». При такой перспективе финансово-промышленные магнаты
еще десять с половиной раз подумают, прежде чем соглашаться поддерживать чью бы
то ни было предвыборную кампанию. А подумав как следует, пойдут к Василию
Валериановичу Галузо да и спросят у него совета. Но совет – это так, эвфемизм
для наивных. На самом же деле не совета они спросят, а разрешения. РАЗРЕШЕНИЯ.
