– Понятно, – протянула Настя. – Вот почему
Вавилову нужно было залезть в архивное дело. Ему нужна была настоящая фамилия
того человека, которого ему дал тогда Чупров.
– Зачем ему эта фамилия? Вы думаете, он хотел снова
тряхнуть стариной и провести какую-нибудь комбинацию?
– Нет, Миша, ничего такого он не хотел. Смотрите: на
работу в банк приходит Аликади Нурбагандов, и начальник службы безопасности
начинает маяться неизвестно какими тревожными мыслями. Причем мается он так,
что это замечают буквально все окружающие. Спустя четыре дня Нурбагандов по
вполне уважительной и правдоподобной причине увольняется из банка якобы для
того, чтобы ехать на родину, в Дагестан. Однако никуда не уезжает, остается в
Москве и спустя очень короткое время погибает. После его гибели Вавилов вдруг
ни с того ни с сего начинает предпринимать попытки к тому, чтобы узнать фамилию
чужого агента, которого ему когда-то «одолжили» для проведения одной
комбинации. Что это еще за фокусы? Мало того, что он этого чужого агента в свое
время чуть не спалил своими неумелыми действиями, так он еще и фамилию хочет
выяснить. Зачем, а?
Михаил ждал, когда она продолжит, но Настя замолчала и
уставилась в стену над головой Доценко ничего не видящими глазами. Лицо ее было
осунувшимся, щеки запали, и под скулами обозначились синеватые тени. Карандаш,
который она все время вертела в пальцах, замер, и Мише показалось, что она
вдруг окаменела, ослепла и оглохла.
– Анастасия Павловна, – осторожно позвал он.
Настя вздрогнула, выронила карандаш, и он с легким стуком
упал на деревянную поверхность стола.
– А?.. Да… простите, Мишенька. На чем я остановилась?
– На том, что Вавилов зачем-то пытался разыскать чужого
агента.
– Да, верно. Короче, все ясно. Он узнал в новом
сотруднике банка человека, которого ему когда-то дали для проведения
комбинации, и пытался понять, как же это может быть. Сначала он просто видел,
что лицо знакомое, и пытался вспомнить, где и когда с ним встречался. Потом,
может быть, уже после известия о гибели Нурбагандова, сообразил, что это
человек Чупрова, и заподозрил неладное. Но чтобы никого не обижать понапрасну,
решил сначала выяснить фамилию того, кто ему помогал в девяносто пятом, ведь
похожих людей очень много, вы это знаете, Миша. А вдруг обознался? Тем более
это было очень даже вероятно, ведь Вавилов с человеком Чупрова встречался всего
один раз, когда инструктировал его и давал задание, то есть лицо помнит не в
деталях. А новый сотрудник банка и агент Чупрова являются лицами кавказской
национальности, иными словами, могут бросаться в глаза типичными этническими
признаками внешности, и за этими признаками уже не видны детали, отличающие
одного человека от другого. Черные волосы, густые брови, крупный нос, изогнутая
верхняя губа – на Кавказе так выглядит каждый десятый, а нашему славянскому
глазу кажется, что это один и тот же человек. Одним словом, Вавилов прекрасно
все это понимает, боится обознаться, не хочет понапрасну людей обижать и
поэтому просит своего приятеля Филипыча посмотреть в архивном деле фамилии
задержанных. Филипыч сходил в архив и доложил Вавилову фамилии. И имени
Нурбагандова там не было. Какой Вавилов должен был сделать из этого вывод?
– Что он обознался, – ответил Доценко.
– Миша, вы рассуждаете, как неработающий
пенсионер, – укоризненно сказала Настя. – Поставьте себя на место
начальника службы безопасности крупного банка.
– Тогда я бы заподозрил, что Гаджиев под другим именем
пытается втереться в банковскую структуру.
– И как бы вам это понравилось?
– Совсем не понравилось бы, – признался
Михаил. – Я бы сначала подумал, что Гаджиев совершил преступление,
скрывается от правосудия и купил себе за бешеные деньги новые документы. И мне
как начальнику службы безопасности это понравиться никак не может, потому что
банк солидный и приличный и уголовникам в нем не место.
– Хорошо, – согласилась Настя. – А потом что
пришло бы вам в голову?
– Что, если Гаджиев никакого преступления не совершал и
в бегах не находится, то почему у него фамилия другая? Потому что он продолжает
работать на правоохранительные органы, может быть, теперь уже на налоговую
полицию или на ФСБ, и его заслали в наш банк намеренно. Безопасности банка как
таковой это, конечно, не угрожает, если иметь в виду легальную сторону вопроса.
А насчет нелегальной пусть у дирекции голова болит. Я обязан проверить личность
сотрудника и доложить руководству, а там уж без меня пусть решают, что с ним
делать. Кстати, Анастасия Павловна, Нурбагандова принимали на работу, когда
Вавилов был болен. И принимали без усиленной проверки, просто посмотрели
документы, которые он представил, провели профессиональное тестирование,
убедились в том, что бухгалтерский учет он знает прекрасно, компьютерными
системами владеет, и назначили на должность.
– Таким образом, перед Вавиловым стояли три варианта:
либо Гаджиев-Нурбагандов – скрывающийся от милиции преступник, либо он –
засланный казачок, либо Вавилов банально обознался и Нурбагандов – это именно
Нурбагандов, а никакой не Гаджиев. Вероятно, Вавилов предпринимает какие-то
усилия, чтобы это прояснить и хоть что-нибудь проверить. Он скорее всего просил
своего дружка Филипыча сделать запрос на Гаджиева, точно так же, как это
сделали вы, Миша. Надо спросить у Чупрова, не было ли такого, ведь если
Филиппов делал запрос, Чупрову должны были немедленно сообщить об этом.
– А потом Вавилова убивают, – добавил
Доценко. – Вероятно, кому-то очень не понравились его попытки прояснить
ситуацию. Анастасия Павловна, мы, кажется, опять куда-то влезли.
– Да, влезли, – подтвердила Настя каким-то
бесцветным голосом.
Она очень хорошо понимала, куда именно они влезли. Именно об
этом предупреждал ее покойный Денисов. Но сейчас ей все казалось ненужным и
неинтересным, потому что боль, поселившаяся в ее душе, вытесняла все остальные
мысли.
– Идите, Мишенька, – негромко сказала она, –
у вас много других дел, занимайтесь ими. А я пока подумаю.
– Анастасия Павловна…
– Идите, Миша, – повторила она уже тверже. –
Не обижайтесь на меня. Мне нужно побыть одной.
Она видела, что Доценко действительно обижен. Что ж, на его
месте она тоже обижалась бы и недоумевала, потому что теперь должна была
начаться самая работа, а она проявляет к этой работе полное безразличие.
– Мы с вами должны раскрыть семь убийств, и то, что вам
удалось установить, говорит только о том, что, по крайней мере, Нурбагандова
совершенно точно убил не маньяк. Вот об этом мы с вами и должны помнить. А кто
убил Вавилова – не наша забота, этим занимается РУОП, – добавила она,
чувствуя непреодолимое отвращение к себе самой.
– Хорошо, – ровным голосом ответил Михаил и вышел
из кабинета.
«Обиделся, – как-то отстраненно подумала Настя. –
И правильно сделал. Я выполняю последнюю просьбу Денисова… Можно подумать,
Денисов для меня самый главный человек на свете. Чего я так упираюсь? Надо бы
рассказать Мише все, что знаю про эту государственную программу. Ведь очевидно
же, что Нурбагандов действовал в рамках этой программы, поэтому и получил новые
документы и новую биографию. Совершенно случайно он попал в ту структуру, где
его узнали. Невероятное попадание, но это случается. Поэтому он был обречен.
Его аккуратно, под благовидным предлогом, убрали из «Тройки» и почти сразу же убили,
чтобы не мелькал перед глазами. А потом убрали Вавилова, который его узнал и
начал проверять. Эдуард Петрович был прав, между двумя убийствами есть связь. А
те, кто убирал Нурбагандова-Гаджиева, далеко не дураки, они убили его таким
способом, при котором вероятность того, что что-то выплывет наружу, была
минимальной. Когда речь идет о жертве маньяка, никому не придет в голову
глубоко копаться в прошлом убитого, потому что это прошлое никакого значения не
имеет. Жертвы маньяков всегда случайны, они не связаны с преступником личными
отношениями… Папа. Господи, как больно! Папа. Ну почему? Почему? Почему это
должно было случиться именно со мной? Я не могу думать ни о чем, кроме этого. И
не могу никому об этом рассказать. Даже Лешке, которому обычно можно рассказывать
все».
