Парыгин искренне хотел, чтобы Анна осталась жива. Но при
этом достать деньги для Лолиты он хотел еще больше. А в сложившейся ситуации
осуществление одного желания исключало выполнение другого. И ему приходилось
выбирать.
До балки осталось всего несколько сантиметров. Парыгин
замер, напрягая глаза. Вот Анна сделала еще один шаг назад, совсем маленький
шажок… Она двигалась медленно и аккуратно, поэтому не ударилась затылком, а
всего лишь задела балку головой, но этого было достаточно, чтобы заставить ее
переключить внимание и обернуться на неведомо откуда взявшуюся преграду. Петр
момента не упустил, мгновенный бросок вперед – и вот уже они оба катаются по
бетонному перекрытию. Край площадки совсем близко от них, и может быть, уже
совсем скоро все кончится…
Но нет, гибкая и сильная, Анна сумела вырваться и вскочить
на ноги. Она уже не убегала от мужчины, а пыталась напасть сама. Сейчас она
мало напоминала играющую спортсменку, а больше походила на рязъяренную огромную
кошку, которая доверчиво приблизилась к чьей-то ласково протянутой руке, но,
получив болезненный удар, готовится выцарапать глаза и вцепиться когтями в лицо
или загривок. Одно обманное движение, второе – и вот ей удалось схватить Петра
сзади за волосы, а предплечьем другой руки зажать ему шею в «замок». Весил Петр
Михайлович, надо думать, немало, килограммов восемьдесят, но Парыгин хорошо
помнил, какая нечеловеческая сила просыпается в Анне, когда девушка в ярости.
Петр упирался изо всех сил, но тем не менее постепенно оказывался все ближе к
краю. Евгению Ильичу было видно, что он пытается вцепиться ногтями в кожу рук
Анны, и мысленно усмехнулся. Какие там у мужиков ногти, одно наименование. А
даже если бы и были, Аня сейчас почти не чувствует боли, это уже проверено
опытом.
Эмоции сменялись в душе Парыгина с калейдоскопической
быстротой. Ему нужны деньги. Но ему так жалко Аню. Она, похоже, одерживает
верх, сейчас она сбросит Петра с двенадцатого этажа. А как же деньги? Нет,
кажется, Петру удается отстоять свои позиции, они снова двигаются к центру
площадки. Неужели Аня слабеет? Может быть, вызванного яростью прилива сил
хватает ненадолго? Если так, то еще немного – и Петр с ней справится. Тогда
деньги точно будут. Но уже не будет Ани…
Внезапно Евгений услышал шум машин, который заставил его
насторожиться. Вообще автомобили по этой улице проезжали, хотя и немного их было,
но за то время, что Парыгин тут находится, штук десять прошелестело шинами. А
эти новые машины и не думали проезжать мимо. Они тормозили. И было их, судя по
звукам, никак не меньше трех.
Дальше события стали развиваться стремительно, и Парыгин уже
не то что не мог контролировать их, но даже не успевал осознавать. Он не мог
видеть ни сами машины, ни то, что происходит около них, потому что не мог
отвести камеру от двух фигур на двенадцатом этаже недостроенного дома. В любое
мгновение могло произойти то главное, ради чего он, Евгений Ильич, стоит здесь,
в этом темном подъезде незаселенного дома, так что для оценки ситуации
приходилось полагаться только на слух. Захлопали дверцы, послышались мужские
голоса.
– Где она?
– Должна быть наверху. С ней какой-то мужчина.
– Что они там делают?
– А я почем знаю? Темень-то здесь… Я только видел, как
она пошла на стройку, а потом туда еще клиент прибыл, вот и все. Обратно не
выходили.
– Трахаются, что ли?
– Все может быть. Но уж точно, что не водку пьют.
Голосов вообще не слышно.
– Но это точно она?
– Да точно, точно! Рост под два метра, ее ж за версту
видно, она всех на голову выше. И лицо как на фотографии, нос длинный, прическа
такая же.
– Как же ты лицо разглядел в такой темноте?
– Так я ее засек, когда она из машины выходила, это
было прямо возле магазина, там света много. С ней, кстати, мужик был.
– А на стройку одна пошла?
– Одна. Он, видно, где-то поблизости ее ждет. Сообщник,
что ли?
– Наверное. Найдем, если ждет, никуда не денется. Ну
что там, ребята, готово?
В ту же минуту черноту строящегося здания прорезал луч
света. Приехавшие включили мощный прожектор. Луч бестолково метался по открытым
этажам, пока наконец не выхватил из темноты две сцепившиеся в смертельном
объятии фигуры. Парыгин моментально спрятал камеру и бинокль в сумку. Сердце
его колотилось как бешеное, он не понимал, что происходит. Как здесь оказалась
милиция? Почему? Кто ее вызвал? Почему кто-то узнал Анну? О какой фотографии
идет речь?
– Лазарева! – раздался усиленный микрофоном
голос. – Анна Лазарева! Немедленно спускайтесь вниз!
В ярком свете прожектора Евгению были видны две фигуры,
слившиеся в одну на самом краю площадки.
– Спускайтесь, Лазарева! Район оцеплен, вы отсюда все
равно не выйдете!
Фигуры на краю двенадцатого этажа чуть шевельнулись и стали
еще ближе к краю.
– Поправь прожектор, – послышался голос совсем
рядом с подъездом, где стоял Евгений Ильич, – на них тень падает, плохо
видно.
Луч прожектора переместился, совсем чуть-чуть переместился,
но этого оказалось достаточным, чтобы нарушить хрупкое равновесие, позволявшее
Анне и Петру балансировать на краю пропасти. Парыгин не мог видеть, кто из них
сделал то самое последнее движение. Он наблюдал, как два человека падают с
высоты, и в те короткие мгновения их последнего полета перестал ощущать себя,
перестал думать и существовать. Только когда тела соприкоснулись с землей и
перестали жить, он очнулся.
И в эту секунду где-то наверху хлопнула дверь, послышались
шаги и голоса, женский и детский.
– Лиля, смотри под ноги, не оступись. Давай сюда пакет,
неси лучше мою сумку. И передай своему папе, что если он по-мужски не поговорит
с этим идиотом-лифтером, я найму бандитов, чтобы они ему ноги оторвали.
– Кому, папе или лифтеру?
– Лифтеру. И электрикам заодно. Почему на лестнице нет
света? Не хватало еще нам с тобой тут ноги переломать. Так и будем валяться,
пока нас кто-нибудь не найдет.
– Тетя Ира, а скоро вы будете переезжать?
– Месяца через два, я думаю. Ты же видела, сколько еще
работы в квартире. А если вместо того, чтобы работать, бригада будет по полдня
доски на своих хребтах таскать на седьмой этаж, потому что лифтер выключил лифт
и неизвестно куда делся, так и все четыре месяца пройдут, пока можно будет
вселяться. Лиля, тебе не тяжело? Давай мне мою сумку, я ее сама понесу.
– Все в порядке, тетя Ира, мне совсем не тяжело. Только
страшно немножко.
– Темноты боишься? Не бойся, здесь, кроме нас с тобой,
дурочек добросовестных, никого нет.
– А крысы?
– Какие крысы, солнышко мое! – звонко и мелодично
рассмеялась женщина. – Крысы появляются только там, где есть еда. А здесь
вообще ничего нет, только три семьи въехали.
