— Что это? — я увидел перепуганное лицо Ярославы. — Мишкин! Что это? Мы же туда не пойдём?
Она сделала шаг в сторону шевелящейся зелёной завесы.
— Я читал… В такой туман ни в коем случае нельзя входить!
И я тоже шагнул к светящейся пелене.
— Говорят, это что-то вроде ворот… Ну, как переход…
— Переход? Переход куда?
Мы оказались ещё ближе к стене тумана.
— Не знаю… Лет двести назад два крестьянина заблудились в таком тумане и пропали… Один потом вернулся. Через полвека, по-моему. Рассказывал очень странные вещи…
— Мне страшно. Давай лучше уйдём отсюда… — голос Яры дрожал.
Она прижалась ко мне. Клубы тумана дышали теперь метрах в двадцати перед нами. Тени, которые мы видели раньше, словно отодвинулись вглубь облака и были теперь едва заметны.
— Да. Пошли.
Мы снова двинулись. Вперёд. Я почувствовал, как моя спина стала влажной.
— Бежим… — почему-то очень спокойно сказала Яра.
Теперь мы стояли совсем рядом с колышущейся невесомой границей. Вблизи туман уже не казался таким плотным. Было видно, что это просто дымка, пройти сквозь которую ничего не стоит. Несмотря на холодный фосфорифицирующий свет, туман казался тёплым. Мне вдруг захотелось, чтобы мы вошли туда и немного погрелись: ведь Яра, наверное, замёрзла… У неё такая тонкая курточка… А шёлковый шарфик, он же совсем не греет… Я вдруг испытал прилив нежности. Это было вовсе не так, как там, наверху, возле лестницы. Это была, наверное, нежность тумана, нежность в которой можно и нужно раствориться, пока каждая твоя клеточка не станет лёгкой зеленоватой капелькой света. И самое большее, что ты можешь сделать — помочь раствориться в ней, в этой нежности, тому, кого любишь… Как прошлой ночью. Прошлой ночью… Значит, это всё-таки было на самом деле? Я посмотрел на Ярославу.
Её лицо было светлым и спокойным, хотя при свете тумана оно выглядело немного чужим. От испуга и напряжения не осталось и следа. Я взял её за руку. Она была прохладной и расслабленной, как у спящего.
— Я люблю тебя… — ничего другого я сказать и не мог.
— Я… — она улыбалась.
— Славка…
Её тонкие пальцы вдруг напряглись, словно их свело судорогой. Я вздрогнул. Резким движением она освободила свою руку из моей. Дугой выгнувшись назад, Ярослава издала короткий негромкий крик, а потом рванулась вперёд. Я не успел ни остановить её, ни даже понять, что и зачем она делает.
Теперь Ярослава была между мной и туманом. Секунду она стояла неподвижно, а потом, как кошка прыгнула на меня.
Мы покатились по холодной влажной траве.
* * *
Когда я поднял голову, стена тумана исчезла. Теперь на этом месте клубились только разорванные клочья и дымные клубы. Свечение почти угасло.
Я огляделся. Яра лежала рядом. В наступившей темноте уже почти невозможно было различить её лицо. Я скорее почувствовал, что она смотрит на меня. Она тяжело дышала. Я наклонился к ней.
— Яра… Ты… похоже, ты нас спасла! Ты цела?
— Я тоже тебя люблю… — прошептала Ярослава.
* * *
Мы шли вверх по ручью. Туман бесследно исчез, однако идти к мостику напрямки как-то не хотелось. Но и возвратиться назад не солоно хлебавши я не мог. К тому же Яра в ответ на моё предложение отвести её в экскурсбюро, поближе к людям и горячему чаю, обиженно заявила, что не оставит меня тут одного. Желания ждать меня пятьдесят лет у неё нет, а если пропадать — так вместе хотя бы веселее.
— Тогда можно пойти вверх по ручью до Девичьего камня, подняться по тропинке, потом пройти через сады и спуститься к мостику возле дьяковской церкви.
— Пойдём. Нормальные герои всегда идут в обход, — кивнула Ярослава.
Видимо, она окончательно пришла в себя.
Наши глаза быстро привыкли к темноте. Тем более, что настоящей темноты не бывает даже здесь. Столичное небо, подсвеченное миллионами фонарей и окон, никогда не бывает тёмным.
— Спасибо тебе. Если бы не ты… Я бы туда ушёл… И тебя поволок бы. С ума сойти! Я-то в такие вещи и не верил особо… То есть, да, существуют, но где-то не здесь, не со мной… — меня понесло. — Я ведь всё понимал, почти до самого конца, только сделать не мог ничего. А потом… И прости, что я назвал тебя…
— Милый! — Яра погладила меня по щеке.
Больше ничего говорить было не надо. Скорее всего, это был и будет единственный раз, когда она не рассердилась на то, что я назвал её Славкой.
Мы стояли на берегу ручья. Здесь — что-то вроде брода или переправы: наверное, те, кто постоянно ходит на источники, притащили сюда несколько крупных камней и уложили их, один за другим, поперёк течения.
— Миш, а ты уверен, что мы его найдём? Твоего друга? — Яра сразу же смутилась, видимо поняв, как прозвучали её слова. — Я хочу сказать, туман… Ты не думаешь?..
— Знаешь, если честно, я понятия не имею, где и как его разыскивать… — я перешагнул на первый камень и протянул руку Яре. — Я только знаю, где нашли его вещи. Нашли их вечером, на последнем маршруте. Как ты думаешь, неужели за целый день никто не заметил бы эту несчастную барсетку?
— Конечно, заметили бы… — Яра переступала по камням изящно, словно танцевала.
— Ну, следовательно, она там появилась ближе к вечеру. То есть — почти через сутки после того, как он исчез…
— Тогда туман, скорее всего, ни при чём.
— Туман тут совершенно ни причём. Все эзотерёхнутые товарищи в один голос говорят, что в этом тумане никакая техника не работает. И после — тоже, бывает. А он мне звонил часа три-четыре назад.
Мы шли по высокому берегу ручья. Где-то впереди было слышно громкое журчание. Источники. А от них до камня — рукой подать. Яра вышла из задумчивости.
— Тогда получается, что его не ограбили.
— Не факт.
— Почему? Если бы ограбили — отключили бы телефон.
— Так он сейчас как раз отключен.
— Странно, что с ним могло случиться?
— Кто его знает… Он же пьяный был…
— Тогда зачем мы идём туда, где нашли барсетку?
Но этот вопрос Яры так и остался без ответа. Идущая вдоль берега тропинка вильнула в последний раз и вывела нас к свободному от деревьев откосу. Примерно на его середине лежат камни. Девичий и Гусь. На ветках двух небольших разлапистых деревец рядом с ними всегда полно ленточек, тряпочек и даже носовых платков. Разумеется, в темноте этого не видно. А ещё просители, пришедшие сюда за мужской силой или исцелением от бесплодия, обычно бросают на камни монетки. Тоже — бескровная жертва современных крещёных язычников.
— Вот они, камушки, — сказал я машинально.
— Так, — перешла на шёпот Яра. — А это? Как ты думаешь, это опасно?
