Я поделился своим наблюдением с Ярославой, пока мы отдыхали после подъёма на дворцовую сторону.
— Тогда что это? — удивлённо спросила Яра.
Но ответить ей я не успел: Ромке снова стало плохо, и нам пришлось класть его на живот и не давать развернуться на спину. А между тем Роман Витольдович небесных сфер вращенье наблюдать настойчиво желали. Короче, стало не до того.
* * *
Экскурсионный коттеджик удивил распахнутой настежь дверью. Прямо возле крыльца, перегородив наискось дорожку, была припаркована синяя «девяносто девятая», которой — я точно помнил — в прошлый мой визит здесь не наблюдалось.
Положительные перемены налицо. Если, конечно, не наоборот.
— Знаешь, у них тут только что разве противотанковые ежи не стояли.
Но Ярославе было не до того.
— Девушка! Рано… утром на зарб… на забрале… у Путивл… Путивля на забороле плачет Ярослава, аркучи
[18]
… — Ромка, признанный в результате сравнительных испытаний более лёгким и спокойным, опирался на её плечо и, пытаясь при этом показать себя галантным кавалером, вещал. — Это не по вам… про вам… вас? Написино? А? Нет? А откуда вы знаете?
Что отвечала Яра, я не расслышал. Она говорила тихо, и сразу же после этого Ромка унимался. Правда, только до следующего раза.
Всё познаётся в сравнении: более матёрый, Егорыч сразу, без прелюдий, попытался как следует ощупать свою спасительницу. В связи с чем и вынужден был весь дальнейший путь до бюро ощупывать меня, жалуясь на обманчивость первых впечатлений.
* * *
Как бы там ни было, дверь бюро была распахнута. И мы вошли. То есть вошел-то я, а Егорыча пришлось втаскивать.
Первое, что бросилось мне в глаза — явно увеличившееся количество бутылок на столе. К одинокой посудине из-под вермута прибавился пузатый «Бейлис», пара шампанского и ещё какой-то неотчётливый ликёр.
Изменился и наличный состав присутствующих: кроме уже знакомых мне четырёх девушек и их атаманши Марины, за столом появилась юная черноволосая свинка в какой-то невообразимой юбке а-ля фокстрот и здоровенный бугай с казацкими усами и в армейском свитере.
На этот раз в комнате почти можно было дышать.
— Михаил! Вы уже вернулись!
— А у нас тут… Знаете, Света… Да! Это — Света! — указали мне на свинку в юбке.
— Михаил…
— Да вы присаживайтесь! Выпейте с нами! Такое событие!
— Спасибо. Я уже надышался. Тем более, мне ещё рулить.
— Да бросьте! Кирилл тоже, вот, за рулём…
Упомянутый Кирилл поднял усатое лицо и мне стало его искренне жалко…
— Извините… Егорыча вашего куда сгружать?
Повисла пауза. Нарушила молчание Марина.
— Ага. В хлам? — она щёлкнула пальцем по горлу — Ну, давайте, давайте его сюда! Пускай под столом отсыпается! С утра выпустим.
Я втащил в комнату сторожа и пристроил его под ближайшим к двери столом.
— Вот пусть директор утречком и полюбуется… Спасибо вам. Да! Вы вашего… пропавшего-то нашли?
— Нашёл, спасибо…
— А где же он? Он жив-здоров?
— Жив, не беспокойтесь…
— Давайте, приглашайте его сюда, к нам! Кстати, Леночка! Отдай Михаилу вещи-то… — Леночка с недовольным, как и в прошлый раз, лицом проследовала в угол и загремела замком сейфа.
— Он там… В машине у меня, вместе с… с девушкой моей, — тут я немного приврал, так как у меня и в мыслях не было оставлять Яру в закрытом салоне, тем более — с Ромкой на заднем сиденье. Она, решив не заходить, осталась в сенях. Женские коллективы в состоянии торжества или паники не вдохновляли и её. Да и мне такой удачный повод воздержаться от застолья пришёлся кстати.
— Так зовите их сюда! У нас тут праздник: Кирилл Свете нашей предложение сделал! — Кирилл снова поднял лицо, и мне опять стало его жалко.
— Исключено. Мой друг… Роман. Ну, который пропал, то есть — нашёлся… Как оказалось, он вместе с вашим Егорычем отдыхал… Так что — лучше уж пусть он в машине, под присмотром… И вообще, ему домой надо… У него там мать в ужасе со вчерашнего дня.
Наконец замок сейфа обречённо звякнул, Лена вынесла мне барсетку и паспорт. «И никто, никто не оценит моего подвига!» — читалось в каждом её движении.
— Спасибо вам, Лена… Так что, извините, надо ехать…
— Как жаль… А у нас, вот, как видите, тоже без потерь обошлось, тьфу-тьфу-тьфу…
— Знаете, как вышло-то? Света…
— Света, когда покурить вышла… Её Кирилл на машине забрал. Повёз предложение делать! На смотровую, на Воробьёвы, прямо в тапочках! И — никому ни слова! — на этот раз я заранее отвёл глаза, чтобы не видеть усатого лица Кирилла.
— А мы-то — уж и что думать не знали…
— Да, этот момент я как раз и застал… Ну, до свиданья? — последние слова я произнёс с надеждой.
— Жалко, конечно, что вы остаться не можете…
— Да, вот так…
— Ну, ладно… Спасибо вам за Егорыча!
— Не за что… Всего хорошего!
Господи! Как хорошо оказаться на улице!
— Что с тобой? Тебя пытали? — Ярослава игриво улыбнулась.
— Лучше бы уж пытали! — честно вздохнул я.
* * *
Ромка уже уснул. Он свернулся калачиком на заднем сиденье, подложив под голову барсетку, и нервно похрапывал на поворотах. Ярослава привыкла к езде в машине на удивление быстро, но ещё не совсем освоилась.
— Всё-таки ещё немного страшновато… Когда только сажусь. А когда мы едем — совсем уже не страшно. Странно… Но здорово. Мишкин! А что ты говорил про медведя?
Она опустила окошко почти до самого конца — иначе дышать в салоне было невозможно.
— Про какого медведя? — я подвернул радио: «…Проплывают облака — это жизнь проплывает, проходит. Привыкай, привыкай — это смерть мы в себе несём…». — Про какого ещё медведя?
— Ну, там, на лужайке, когда Роме плохо стало, ты перед этим говорил что-то про медведя, которого эти товарищи видели… — Ярослава наслаждалась мягким креслом. Ветер трепал её волосы.
— А! Вспомнил! На самом деле это очень странно. Ведь при белочке двух одинаковых видений быть не может. А они оба, не сговариваясь, рассказывали, что к ним, дескать, выходил медведь, они его поили… А он им разрешил остаться там жить… Это тут-то, в трёх соснах, почти в центре — медведь!
— Ну, вообще-то на бредок смахивает, — Яра потянулась. — Знаешь, я тебя люблю! — она улыбнулась. — Прости, само как-то сорвалось… — её рука коснулась моего затылка.
