Вот зараза! Напишет потом «Ну, дорогой! У вас там столько недочётов! Вот, и вот — ещё… Нет, на полную сумму вы не наработали!» И защититься не смогу, ибо рядом меня не будет. Нет уж, при мне читать будешь. Знаю я тебя. И гад Морских подводный ход…
— …И дольной лозы прозябанье…
— Что-что? Миша, что вы сказали?
— Я, говорю, завтра вам всё сдам. В напечатанном виде. Ровно в полдень?
— Да… — Владимир Леонидович зазвучал как-то неуверенно. — Миш, может ты меня просветишь… Почему у нас все цитируют Пушкина?
— Пушкина?
— Да. Причём все — одно и тоже: «Пророка». Почему? Ты не знаешь?
— Ну… Пушкин — наше всё.
— И что?
— И всё. А что вас смущает?
— Нет-нет, ничего. Завтра в полдень. До свиданья.
— Всего хорошего.
* * *
Текст, повинуясь колёсику мышки, пополз вниз. Нет, ничего не понимаю. Мои тексты с таким же успехом могли быть написаны на китайском или иврите. Буквы покорно складывались в слова, слова образовывали фразы, но смысл этих фраз упорно от меня ускользал. Можно просмотреть их ещё три раза. Понятнее они от этого не будут.
Встав из-за компьютера, я подошёл к окну и уставился на ставшие уже привычными ветки. А если бы меня спросили, какая на улице погода, я бы затруднился ответить.
Ярослава… Где она и что с ней? Кажется, ещё совсем недавно она стояла вот тут, возле шкафа, читала что-то и смеялась. И было счастье. Одно. На двоих. А больше и не надо было. На ней была только кофточка, и всё… Стройные обнажённые ноги освещало непонятно откуда взявшееся солнце… Нет, солнца, конечно, не было. Это точно. Пасмурно весь день. Но мне хочется думать, что солнце всё-таки светило. Значит, оно светило. Только для нас. А когда я вошёл, она засмеялась. Просто так. От счастья. И обняла меня… Какое это чувство, когда её…
Лежавший возле клавиатуры телефон задрожал. Я бросился к столу. Яра?! Нет… Ромкин домашний номер… Да она и телефона моего не знает…
— Здравствуйте, Михаил, — голос Ольги Владленовны и её обхождение не обещали ничего хорошего.
Боже! Я же обещал ей позвонить!
— Здравствуйте, Ольга Владленовна… Я как раз собирался вам набрать…
— Похвально, — кисло усмехнулась она. — Только немного несвоевременно, не так ли?
— Простите? — я решил держаться до последнего.
— Не думаю.
— Что? — я и в самом деле не понял, что она хотела этим сказать.
— Не думаю, что вы искренне просите прощения. Более того: за то, что вы сделали — не прощают.
Так! Она знает, что Ромку выгнали, и что я на его месте!
— Ольга Владленовна, я хочу вам сказать, что…
— Не трудитесь. Лучше попробуйте помолчать и послушать. Во-первых — вы поступили не по-товарищески. Не по-дружески. Если вам знаком смысл слова «дружба». То, что вы сделали, называется подлостью! Да, подлостью! Охаивать друга, метя на его должность — это подлость!
— Но, Ольга Владленовна, позвольте…
— Вы и так слишком много себе позволили! Рома оказался значительно благороднее вас: он страдал молча. В то время как вы, называя себя его другом, не сделали ничего, чтобы остановить его саморазрушение. Я видела, что здесь что-то не так… Но Рома — взрослый человек, и я молчала. Однако теперь, когда это перешло все границы…
— Да какие ещё границы?! — прозвучало это более чем грубо, но другого пути быть услышанным у меня не было.
— Какие границы? Вы не понимаете? Хорошо. Где вы были вчера?
— В смысле?
— Как вы провели вчерашний день?
— Ну, я спал… Потом позвонил Рома, он молчал в трубку. Я позвонил вам, думал, что он дома.
— Ложь!
— То есть как?! — настала моя очередь возмутиться.
— Ложь от первого до последнего слова! Вы весь день распивали спиртное в компании с моим сыном! И попробуйте сказать, что это не правда!
— Да с чего вы взяли?! Я вообще непьющий!
— Ах, непьющий?! А почему тогда вчера на мой вопрос, с кем он проводил время, Роман ответил, что с вами?!
Возражений с моей стороны не последовало только потому, что я поперхнулся от удивления.
— Вы напоили его до совершенно скотского состояния! Он едва сумел добраться до дома! Он не стоял на ногах! Вы хотели его смерти.
— Помилуйте…
— Вы не смеете мне возражать! Вы лишили моего сына всего! Работы, невесты, здоровья… Вы покусились даже на его личность, на его жизнь! И знайте, вам это даром не пройдёт…
— Подождите минуту! Секундочку!
— Поверьте, я найду способ привести вашу жизнь в не менее жалкое состояние, чем то, в которое вы привели жизнь моего сына! Имейте это в виду!
Гудки. Вот так. В не менее жалкое состояние…
Ну и гнида же ты, Ромочка! Теперь утверждает, что я пил с ним — хорошо, если не всё это время — и всячески его разлагал. Что, будучи доведено до сведения его матушки, ничего положительного мне не сулит. Насколько я знаю Ольгу Владленовну, она способна перекрыть кислород любому, хоть мало-мальски связанному с гуманитарными науками. Причём, подобно «браткам» из нашего недавнего прошлого, тщательно проверяет полученный результат.
Кратко говоря, если мне завтра навесят пинка вместо нового задания и покажут шиш взамен гонорара, то это станет закономерным следствием моей сегодняшней беседы с Ольгой Владленовной.
Но мысли мои опять прервал звонок. На этот раз — в дверь.
Глава 11
Наконец-то!
Но радость быстро сменилась тревогой: а вдруг это опять бабка? Я представил себе её плоское лицо с дырами глаз и мне стало совсем тошно. Что ж сегодня за день такой?!
Однако увиденное в глазке меня не обрадовало и не напугало: оно меня поразило. На всякий случай присмотрелся получше. Нет, так и есть…
Я распахнул дверь.
— Привет, пропащая душа! Где так долго ходишь?
Благоухая чем-то неопределённым, но определённо дорогим, передо мной стояла Алла Каюмова собственной персоной.
— Ну, чего смотришь? Узнал? — она усмехнулась.
— Узнал… — я пытался найти в происходящем логику, и не находил. Мы, конечно, виделись время от времени, но не часто. В последний раз — на Ромином дне рождения. Но в гостях у меня она не была уже очень давно. С той самой поры, как… Очень давно.
— Ну? Привет? — Алла тряхнула головой, отчего её короткие волосы воспрянули и опали снова.
— Привет… — вместо того, чтобы отступить назад и пригласить её внутрь, я зачем-то шагнул вперёд.
— Войти мне можно? Или как? — она попыталась через моё плечо заглянуть в квартиру.
