– Кажись, не мы одни за волками следим, – процедил Вовка, – есть еще охотник.
– Так давай за ним прокатимся, у него-то наверняка ружье есть, – обрадовался Мишка.
Вовка сомневался недолго.
– Давай, мы мешать не будем, просто посмотрим.
Друзья быстро побежали по чужой лыжне. Она привела их на поляну и оборвалась у старого пня.
Стая
Друзья остановились и оглянулись в недоумении.
Снег на поляне был покрыт многочисленными следами, человеческими и звериными.
– Куда же он подевался? – растерянно произнес Мишка.
– Не он, а они, – уточнил Вовка, – смотри, сколько следов, их было несколько.
Он взглянул на пень и замер:
– А это что такое?
Из пня торчала рукоятка ножа. Простая деревянная рукоятка, старая, отполированная многими прикосновениями, потемневшая от времени. Мишка ножа не видел.
Он свернул к кустарнику у края поляны и крикнул оттуда:
– Здесь лыжи!
– Ничего не понимаю… – произнес Вовка, все еще разглядывая нож. Он почему-то не решался прикоснуться к нему, как будто его что-то останавливало.
– Вован, давай сюда! – снова крикнул Мишка.
Вовка, с трудом отрывая взгляд от ножа, крикнул в ответ:
– Что там?
– Сам посмотри! – отозвался Мишка.
Вовка добрался до кустов. Мишка стоял и тыкал пальцем в три пары лыж и какой-то узел, сваленные и прикрытые ветками.
– Как думаешь, что это значит? – испуганно спросил он.
Вовке стало не по себе.
– Не знаю… – В голове крутились разные мысли: «А вдруг здесь произошло убийство! Или нет, тут высадилась группа шпионов… бандиты переоделись, бросили свои вещи и… А что «и»? Куда они подевались? Эти бандиты-шпионы-убийцы? В лесу без лыж особенно далеко не убежишь. Да и лыжня оборвалась на поляне. Если только… Если только те, кто привел этих, не вернулись обратно по той же лыжне. Это что же получается? Несколько человек, по меньшей мере их было шестеро, пришли в лес, потом трое бросили свои вещи или их заставили бросить, потом их убили… Но если их убили, то куда подевались тела? И где следы крови? Вовка думал лихорадочно, обрывками, и еще он постоянно вспоминал о ноже, торчащем из пня. При чем тут нож вообще? И когда все это произошло? Следы совсем свежие, ночью был снегопад и поземка, вещи и следы замело бы, значит, те, кто приходил на поляну, были здесь утром, то есть совсем недавно».
Между тем Вовка и Мишка никого не встретили, когда выезжали из поселка.
«Нет, тут что-то непонятное. И откуда столько звериных следов?! Вся поляна буквально истоптана. И следы-то скорее всего волчьи…»
Вовка почувствовал, как страх ледяными щупальцами поднимается по позвоночнику, как немеют пальцы, слабеют колени…
– Мишка, – прошептал он, – надо сматываться.
Вовкин страх передался Мишке, его губы побелели, он молча кивнул.
– Возвращаемся на нашу лыжню, – тихо сказал Вовка.
Друзья осторожно отъехали от кустов, вернулись к пню.
– Если они вернутся, то сразу поймут, что здесь кто-то был, – прошептал Мишка.
– Все равно, – ответил Вовка. Он снова смотрел на нож.
– А это откуда? – удивился Мишка, тоже увидевший его.
– Не знаю.
Мишка потянулся к рукоятке.
– Не трогай! – предостерег Вовка.
Но было поздно. Мишка выдернул лезвие из пня.
– Я думал, он заржавел совсем, а у него лезвие, как новенькое, – сказал Мишка, разглядывая нож.
– Это может быть улика, – прошипел Вовка, – тут нельзя ничего трогать! Отпечатки!
– Да какие отпечатки, – Мишка крутил в руках находку, – следов крови нет, это, может быть, совсем и не их нож, он, может, тут давно.
– Почем ты знаешь! – возмутился Вовка. – Брось его и валим!
Вовке было ужасно неприятно видеть нож в руках Мишки. И вообще ему сейчас больше всего хотелось убраться подальше с этой поляны, чем скорее, тем лучше.
– Двигаем отсюда! – приказал Вовка.
Он развернулся и пошел прочь от пня. Дедовы лыжи отлично скользили по снегу, солнце слепило глаза, Вовка низко опустил голову, глядя себе под ноги. Он был уверен, что Мишка идет следом. И только на краю поляны оглянулся…
Мишка так и остался стоять у пня, а за пнем стояли волки и скалились на Мишку.
Вовка дернулся и замер.
Волки стояли полукольцом: старый, матерый волчище с седой мордой сразу за пнем, напротив Мишки, а два молодых, поджарых, серо-бурых – справа и слева от него.
Вовка понимал, кричать другу нельзя, он испугается и побежит, и тогда волки нападут сзади, повалят на снег… И останутся от Мишки рожки да ножки, как говорится.
У Вовки был шанс убежать самому, добраться до поселка и привести помощь, но тогда действительно будет слишком поздно.
Что же делать?
Отвлечь внимание волков на себя? Но какой прок? Волки бросятся за ним, и у Мишки появится возможность убежать. А если не появится? Или он не побежит?
Мысли неслись, обрывочные, несвязные, Вовка отметал их одну за другой, одновременно нащупывая под курткой дедов нож. Он вспомнил ночную встречу на лесной дороге, ведь те волки почему-то не напали. Так может, и теперь обойдется? Что, если их напугать?
Вовке было страшно, очень, ему казалось, что он и пошевелиться не сможет. Но еще больше он боялся за Мишку. Вовка расстегнул курку, «молния» вжикнула в наступившей тишине, как треск выстрела. У волков настороженно поднялись уши. И три пары желтых глаз уставились на него. Вовка достал нож и двинулся обратно к пню, к Мишке, к волкам.
Молодые угрожающе напряглись. А Матерый вдруг сел на хвост и негромко рыкнул, даже не рыкнул, а тявкнул. Как будто отдал приказ.
Молодые хоть и отступили назад, но продолжали угрожающе скалиться, шерсть на загривках дыбилась, горели глаза.
Вовка подошел к Мишке вплотную. Тот стоял ни жив ни мертв, сжимал в руке деревянную рукоять найденного ножа.
– Беги, – одними губами произнес Мишка.
– Дурак, – так же беззвучно ответил Вовка.
Он придвинулся к Мишке и встал с ним плечом к плечу, выставив вперед свой нож. Мишка покосился и тоже вытянул руку с ножом, поводя ею из стороны в сторону.
Вовка пристально посмотрел прямо в глаза матерому волку. Он где-то читал, что ни одно животное не может вынести человеческого взгляда. Но волк, видимо, об этом не знал и глаз не отвел, смотрел на Вовку, не моргая.
– Прочь! Пошел прочь! – в отчаянии крикнул Вовка.
