Ковингтон говорит тягучим, как мед, густым голосом:
— Художественная литература опаснейшим образом развивает воображение. Она поощряет девиц играть в рискованную игру «а что, если», отрешаясь от реальности. А ведь только реальность и важна. Только то, что происходит здесь и сейчас. Только путь, который предначертал для каждого из нас Господь. — Глаза Ковингтона устремлены в толпу, его жесты создают у меня впечатление, что глава Братства обращается лично ко мне. — Мы должны взращивать в наших девочках совсем иные качества. Мы должны растить их хорошими, послушными дочерьми и смиренными, благонравными женами. Наши девушки должны быть чистыми сердцем и кроткими душой, скромными и добродетельными. Если у них возникают вопросы, если они не понимают чего-то, им следует обращаться к Господу и к нам, Его верным земным слугам.
Небо становится чернильно-синим. Костер потрескивает и дымит, а вечерний воздух становится все холоднее. На противоположной стороне площади высится, закрыв своей громадой звезды, Ричмондский кафедральный собор. Я сую руки в муфту, стараясь высмотреть в толпе Финна, и делаю при этом вид, что внимаю Ковингтону.
— Я призвал верующих принести сюда топливо для нашего костра. Я рад видеть, что многие из вас пришли сюда с книгами. — Толпа приходит от этого утверждения в восторг, многие машут поднятыми руками с зажатыми в них томиками. — Через минуту я попрошу вас выйти вперед, но вначале…
Два стражника тащат на помост женщину. Она плачет и сопротивляется, как может, но тщетно — руки связаны у нее за спиной. Третий стражник катит полную книг тележку.
— Эта женщина, Ханна Маклай, — говорит брат Ковингтон, — промышляла запрещенными книгами. Она продавала их прямо здесь, на улицах Нью-Лондона.
Толпа возмущенно гудит. Люди вытягивают шеи, чтобы лучше видеть, дети лезут вперед, и матери тащат их обратно.
Мать Финна содержит — вернее, до недавнего времени содержала — книжную лавку. Торговала книгами.
— Она отравляла умы наших женщин и детей безвкусными романами и ужасными рассказами, которые так популярны за морем. Она утверждала, что ее книги — подлинное сокровище. Я хочу показать ей — и всем вам, кто сегодня тут собрался, — чего они стоят на самом деле.
Два стражника набирают полные охапки книг и швыряют их в огонь. Страницы чернеют и скручиваются, слова умирают и становятся бесполезными. Ханна Маклай дергается в руках стражника, он подталкивает ее, и… она с пронзительным криком падает прямо в костер.
Ее черный плащ тут же занимается огнем, следом вспыхивают длинные каштановые волосы.
Милосердный Боже, неужели ей позволят вот так сгореть? Неужели ей никто не поможет?
Ни один человек не трогается с места. Толпа будто окаменела. Тут и там начинают кричать дети, и их отцы, не готовые к подобному развитию событий, ссаживают их на землю. Мне тоже хочется заорать.
Моя магическая сила встает на дыбы, подступая к горлу. Я уже почти начинаю плести безмолвные чары перемещения, чтобы перенести несчастную в безопасное место, но тут до меня доходит, чего добиваются Братья. Они ждут, не начнет ли Ханна колдовать, чтобы спастись. При малейшем проявлении волшебства Братья сочтут ее ведьмой и водворят обратно, на костер.
Я перестаю плести чары и начинаю молиться о том, чтобы стражники не оказались такими бессердечными, как кажутся.
Через долгое мгновение они все-таки вытаскивают Ханну из огня. Она бьется и кричит. Стражники швыряют ее на землю и накидывают сверху плащ, чтобы сбить пламя. Она пропадает с глаз и затихает.
Толпа тоже молчит. Я смотрю в сторону Сестер. На этот раз мне удается разглядеть Риллу, в ужасе вскинувшую к губам веснушчатые руки. Женщина впереди нее крепче прижимает к себе младенца в красной шапочке; она слегка отвернулась от помоста, словно желая оградить малыша от ужасного зрелища. Старший мальчик вцепился в ее юбку.
Я поднимаю взгляд на брата Ковингтона. Сейчас на него смотрит вся площадь. На его красивом лице торжественное и серьезное выражение. Он качает головой, когда стражники оттаскивают женщину в сторону. Она по-прежнему не издает ни звука, и я поневоле задумываюсь, жива ли она.
— Прискорбный несчастный случай, — говорит он, — вызванный ее собственным непокорством.
Но это не похоже на несчастный случай. Это выглядит скорее как тщательно спланированный акт устрашения. Предупреждения.
Саши и Рори стоят, прижавшись друг к другу и схватившись за руки, с посеревшими лицами.
А действо между тем продолжается, как ни в чем не бывало, как будто только что у всех на глазах не корчилась в огне женщина, которая, возможно, мертва и уж наверняка изуродована.
К костру тянется череда Братьев, каждый держит в руках одну-две книги. Будто священнодействуя, они швыряют книги в огонь. На площади тихо, как в церкви во время службы.
Я думаю, получили ли уже Маура и Тэсс письмо от сестры Коры. Наверное, да. Но они еще в Чатэме и в этот самый миг тоже вынуждены смотреть на пылающие в костре книги. Я знаю, мои сестры считают происходящее кощунством, и знаю, что они захотят вмешаться. Даже Отцу будет нелегко видеть подобное.
Сложись жизнь чуть иначе, в пламени костра могла оказаться Марианна Беластра.
— Эта женщина никому не сделала зла, — внезапно начинает шипеть Рори. — Так же, как моя книжка. Это просто смехотворно!
Ее отец тем временем все ближе к костру. Глаза брата Ишиды устремлены на книгу в его руках — на тоненькую книжку под названием «Кассандра» с куклой на обложке.
— Он должен был так поступить. — От волнения Саши напряжена, как натянутая струна. — Ты это знаешь. Он ведь не признает никаких исключений.
— Даже для собственных дочерей? — На лице Рори ходят желваки.
Дочерей? Я чуть не падаю от потрясения. Рори знает?
— И для дочерей тоже, — говорит Саши и виновато смотрит на меня. Когда она успела проговориться?
— Ты никак защищаешь его? — повышает голос Рори, и на нас начинают оглядываться.
— Тише! — Саши тащит ее назад под сень клена, и я иду следом. — Нет! Конечно же, нет. Я на твоей стороне, я всегда за тебя, Рори.
Рори дрожит от гнева.
— Я ненавижу его! — выплевывает она, впившись взглядом в брата Ишиду, который как раз бросает в костер «Кассандру».
Пламя вдруг вздымается высоко-высоко, его языки, кажется, лижут небо, и братья шарахаются в стороны, отпрянув от внезапного адского жара. В толпе начинают причитать женщины, люди с криками сбивают со своих плащей горячие искры, топчут ногами яркие угольки.
— Колдовство! — гортанно вскрикивает брат Ковингтон.
Я оборачиваюсь на Саши и Рори и вижу: сквозь дым над головами объятой ужасом толпы, над головами Сестер летит книга. Она летит прямо к нам.
В пустых карих глазах Рори отражается пламя костра.
