— С тобой все в порядке? — спрашиваю я Мэй.
Струйка крови стекает с ее виска на щеку.
— Конечно. Просто у кого-то из них кривые руки. — Мэй шутит, но выглядит она при этом неважно.
— Помоги Мэй, а я отведу обратно Генри и заберу наши корзины, — говорит, возникая у меня за спиной, Алиса. — Миссис Папандопулос слышала шум, так что она сейчас с малышкой.
Наш кучер, Роберт ван Бурен, бежит к нам по улице с газетой под мышкой. Он из числа тех немногих, кто знает об истинной сущности Сестричества: его дочь Вайолет — ученица нашей монастырской школы.
— Я заметил этот дебош, только когда вышел из магазина на углу. Простите, мисс Чжан. Сейчас я отвезу вас домой, — говорит он, подсаживая Мэй в карету.
— Все так плохо? — Мэй наклоняет ко мне голову и, покачнувшись, опускается на кожаное сиденье. При виде трехдюймовой царапины на ее виске я нервно сглатываю:
— Нет. Сестра София быстро тебя починит, будешь как новенькая. — Черной атласной перчаткой я стираю кровавый потек с ее круглой щеки.
Как жаль, что Мэй не может себя вылечить! Вообще-то целительство — ее основная специализация; она — одна из трех учениц сестры Софии, которые уже ухаживают за больными в Харвудской и Ричмондской больницах. Проведя в монастыре шесть недель, я узнала, что многие ведьмы имеют врожденные способности, сродство к какому-нибудь определенному виду волшебства, например к иллюзиям, чарам перемещения, целительству или изменению памяти. Это еще одна часть нашей истории, о которой покойная мама не позаботилась рассказать мне перед смертью.
Мэй закрывает глаза.
— А может быть, ты меня полечишь? — слабым голосом спрашивает она.
— Я? Да я едва-едва головную боль снять могу, — протестую я.
Мэй открывает темные глаза и улыбается.
— Я в тебя верю, Кейт.
Вот уж совершенно непонятно почему, я-то в себя ни на грош не верю. Но внутри меня словно что-то щелкает. С каких это пор я стала колебаться, вместо того чтобы прийти на помощь? Мэй стала мне хорошей подругой. И самое малое, что я могу для нее сделать, — это попытаться избавить ее от обморока в луже собственной крови.
— Ладно, я попробую.
Я наклоняюсь к Мэй через проход и нежно беру ее руки в свои. Целительство отличается от других видов колдовства, и для него необходим физический контакт. Я тянусь к магическим нитям, которые гнездятся в моей груди, пронизывают все тело, вплетаются в нервы и мышцы. Я бы хотела, чтоб этих нитей не было, я хотела бы не быть ведьмой. Но я — ведьма, во мне живет магия, и раз уж я не могу от нее избавиться, то должна постараться использовать ее для благих дел.
Я думаю о том, как добра Мэй, как она всегда готова предложить свою помощь. Как бы мне хотелось сейчас избавить ее от этой боли! Только бы я смогла… Моя магия вздымается во мне, могучая, как океанская волна, теплая, как горячая ванна. Она с неожиданной силой изливается из кончиков моих пальцев, оставив меня почти недвижимой и бездыханной. Она — сильная. И грозная.
— Ох, — выдыхает Мэй и поворачивает голову, чтоб я могла увидеть: ее черные волосы все еще спутаны и окровавлены, но рана исчезла. Без следа.
— Все прошло? — Я стараюсь, чтобы в моем голосе не слишком явственно звучало потрясение от собственного успеха.
Мэй дотрагивается до виска кончиками пальцев и расцветает:
— И даже не больно совсем. Спасибо, Кейт.
— Пожалуйста. Я рада, что… — Чтобы не упасть, мне приходится откинуться на спинку сиденья. Ноги становятся слабыми и словно резиновыми.
Сестра София предупреждала нас об этом. Мой желудок бунтует, и я бросаюсь к двери. Как раз вовремя — меня выташнивает прямо на булыжную мостовую. Вытерев рот чистой перчаткой, я смущенно кошусь на Мэй.
— Нормальная реакция организма на чары исцеления, — заверяет меня она, помогая вернуться в карету и расположиться на сиденье.
Я сворачиваюсь калачиком, крепко сжимаю веки и обхватываю руками разболевшуюся голову.
Снаружи доносится стук каблуков по булыжной мостовой, и в дверях кареты появляется Алиса. Она пристраивает у наших ног пустые корзины.
— Что тут с тобой такое? Не думала, что ты из тех, кто начинает блевать, увидев капельку крови.
Я крепче сжимаю челюсти и начинаю глубоко дышать через нос.
— Она меня исцелила, — объясняет Мэй. — Видишь?
Господи, как бы я хотела оказаться сейчас дома, в собственной постели. Миссис О'Хара, наша экономка, сделала бы мне холодный компресс на голову и чашечку мятного чая. Я так ясно представила себе это, что почти почувствовала запах мяты и ощутила на лбу знакомую хлопковую наволочку. В уголках моих глаз собрались слезы, и я радуюсь, что их никто не видит. Алиса наверняка стала бы смеяться надо мной и говорить, что я веду себя как деточка, которой захотелось домой.
— Тогда, может быть, она не совсем бесполезна.
Я смотрю, как Алиса усаживается возле Мэй на сиденье напротив, чопорно скрестив лодыжки, когда карета тронулась. Уличные грязь и пыль не оставили ни пятнышка на ее безупречных юбках. Не знаю уж, как ей это удается.
— Да уж полезнее, чем ты. — Мэй приглаживает свою черную челку. Такие прически вошли в моду совсем недавно. Мэй лишь на прошлой неделе попросила Вайолет выстричь ей челку. Я боялась, что получится кошмарно, но оказалось, что Мэй идет. — Тебе даже порез от бумаги не вылечить.
Алиса закатывает глаза.
— Всем известно, что целительство — наименее полезный тип магии. Зато теперь ясно, к чему у Кейт сродство.
Не обращая внимания на оскорбления, я осторожно сажусь и выглядываю в щель между занавесками, наблюдая за людскими толпами, наводнившими улицы. Шум просто оглушает: лошади и экипажи с грохотом прокладывают себе путь по мостовой, стучат молотки на строительстве новых домов, мужские голоса перекликаются на дюжине разных языков, уличные торговцы наперебой предлагают пищу и одежду.
Я совсем не горожанка. Город меня обескураживает. Мауре понравилась бы эта деловая суета, это непрекращающееся волнение, эти постоянные перемены. А я скучаю по тиши нашего дома, по пению птиц и стрекотанию цикад. Тут, среди чужих людей, мне одиноко. Кто я без моих сестер, без Финна, без моих цветов?
Уж, во всяком случае, я не та, кем хочет меня видеть Сестричество.
— Кейт оказалась слишком труслива, чтобы использовать ментальную магию, — глумится Алиса, играя одной из своих ониксовых сережек. — Она так тряслась за свою шкуру, что не захотела помочь людям.
— Только не изображай тут, что тебе есть дело до миссис Андерсон, — огрызается Мэй. — Тебе просто хотелось безнаказанно попрактиковаться в ментальной магии. Предполагается, что Сестры должны проявлять сострадание, знаешь ли. Ты не думаешь, что люди замечают, как ты задираешь перед ними нос?
