Он нахмурился, сразу стал серьезней и взрослее. Я знала, что Алученте имел в виду, но не хотела обсуждать эту тему, а потому только пожала плечами и, подхватив корзину с бельем, пошла по тропе.
– Меда! – Он догнал меня, схватил за руку. – Расскажи, что замышляет Роместа!
– Ей пришло в голову, что мы прекрасно подходим на роль Охотниц. Она хочет, чтобы мы участвовали в испытаниях. Ну как тебе ее идея?
– Во время праздников юноши соревнуются в стрельбе из лука и верховой езде, почему бы и девушкам не испытать себя? А если вы с Роместой победите, вы станете Охотницами?
– Наверное…
Честно сказать, такая мысль просто не приходила мне в голову. Я не чувствовала себя готовой к подвигам, хотела жить как все. Иное дело – Роместа. С ней всегда что-нибудь было не слава богу. То она отказала богатому жениху, и из этого получился настоящий скандал, то всерьез обсуждала, как бы ей тайно пробраться в Рим и убить императора, который приходил с войной на нашу землю. Короче, родители мечтали как можно скорее выдать Роместу замуж и тем самым избавиться от всех забот. Идея участвовать в испытаниях принадлежала сестре, которая была старше меня на полтора года и всегда верховодила в наших играх и развлечениях. Мне как-то даже и в голову не пришло, что в этот раз я просто могу не согласиться с ней.
– Если ты превратишься в Охотницу, Меда, то уже никогда не станешь моей женой. Или тебе все равно?
– Конечно же нет, Алученте.
– Тогда скажи Роместе, что не будешь участвовать в испытаниях.
Его сильные пальцы до боли сжали мои плечи. Корзина выпала из рук. Он легко, как пушинку, приподнял меня, поставил на камень, посмотрел прямо в глаза:
– Я люблю тебя, Меда, и никому не позволю вставать между нами, даже твоей сестре. Я люблю тебя, и ты будешь моей. Слышишь?
– Я тоже люблю тебя, Алученте.
И снова мне стало страшно, совсем как тогда, когда возникла за спиной черная тень. Зрачки Алученте были черны как ночь и казались бездонными дырами, за которыми начиналось царство вечного мрака. Это была дорога, по которой приходили в наш мир зловещие призраки… Только что я сказала, будто люблю Алученте, но на самом деле я боялась его. Он мог убить, совершить любое безумство, лишь бы добиться своего. Он не привык отступать.
– Все будет хорошо, Алученте. По правде сказать, мы вряд ли пройдем эти испытания, наверняка они слишком трудные.
Наконец-то мне удалось выскользнуть из его цепких рук! Подхватив корзину, я побежала по каменистой тропе.
– Роместа может делать все, что угодно, но ты, Меда, принадлежишь только мне! – донеслось вслед.
Солнце палило все сильнее, сияя в зените. Говорят, именно в этот час черные тени обладают наивысшей силой…
В голове был сплошной туман, сквозь который, как лучи солнца, пробивались удивительно яркие воспоминания. Яркие и, между прочим, совершенно невероятные. Кто бы мог подумать, что в первой своей жизни человек, которого теперь мы называли Художником, любил меня, а я, кажется, отвечала ему взаимностью! Но удивляться долго не пришлось, сознание вновь заполнил туман, а когда он рассеялся окончательно, стало ясно, что я выбрала не самое подходящее время для экскурсий в прошлое.
Меня раздражал какой-то металлический предмет, врезавшийся в запястье и не позволявший свободно двигать левой рукой, а также тусклое неровное освещение. Постепенно отдельные ощущения стали складываться в общую картину – выяснилось, что я сидела у замшелой стены, прикованная наручниками к ввинченному в нее кольцу. Мрачное помещение без окон и, как мне показалось, без дверей освещал только маленький огарок свечи, прилепленный прямо к камням. Обстановочка была настолько дикой, что я подумала о новом приступе воспоминаний, но, увы, ошиблась – неприятности происходили в жизни Яны Акулиничевой, то есть, проще говоря, – в моей собственной.
Я попыталась восстановить разорванную цепь событий. Все началось с разговора с Ниной, которая потребовала сделать выбор, потом я вернулась в гостиницу, начала писать объяснительную записку, в дверь кто-то постучал… На этом воспоминания обрывались. Похоже, меня вырубили и доставили сюда, в мерзкое местечко, которое вполне можно назвать темницей.
– Очнулась?
Сквозняк едва не задул свечу, громко стукнула дверь. Из темноты вышел Художник:
– На этот раз ты не выпорхнешь, как птичка из клетки. Знаешь, почему тебе удалось спастись в Москве? Только потому, что счастливое избавление бесстрашной Охотницы входило в мои планы. Кто бы еще смог привести меня к Сестре?
– Где я?
– В одном весьма надежном месте. Отсюда трудно сбежать. Теоретически ты можешь избавиться от наручников, открыть дверь и тому подобное, только, вот жалость, времени на все эти развлечения у тебя маловато. – Он прислонился к стене, огонек свечи блеснул в стеклах его очков. – А посему не советую даже пытаться. Надеюсь, ты уже вспомнила, Яна, что, если одна из Сестер-охотниц безвременно погибает, вторая превращается в обычного человека, который не в силах сражаться с тенями. Так с вами произошло в прошлой жизни, когда я убил твою Сестру, носившую имя Кэйт. Вот только тогда мне удалось это сделать лишь после вашей победы в главной битве. Теперь все будет иначе.
– Тогда почему я все еще жива?
– Убить свою обожаемую невесту, милашку Меду?! Нет, Охотница, ты будешь жить. Живые страдают больше мертвых. Умрет Роместа. Но больше вы не воскреснете! Если Сестры-охотницы погибают до главного сражения или во время него, ворота Вечности закрываются для них. Следующей жизни не будет, вы сами станете потерянными душами. Ты будешь жить, оплакивая Сестру и зная, что после смерти для тебя кончится все. Хороший план?
– Отличный. Но с одной маленькой поправкой – тебе никогда не победить Сестер-охотниц.
Меня выводили из равновесия не столько слова Художника, сколько его развязная, нагловатая манера держаться.
– Глупые девчонки, вы и подумать не могли, что время главной битвы наступит совсем скоро! Согласись, вы не готовы к ней. Ни ты, ни эта, как ее… Нина Флореску, если память мне не изменяет. Но, к счастью, вам не придется проиграть решающее сражение, ибо старшая Сестра не доживет до него. Я обменял твою жизнь на ее. Нина знает условия – она придет в условленное место якобы для переговоров и останется там навсегда. Ты же получишь свободу. – Художник посмотрел на часы. – Сожалею, но у меня свидание. Скоро я вернусь с головой Охотницы. Счастливо оставаться!
Хлопнула тяжелая дверь, заскрежетал засов, затрепетал на сквозняке огонек свечи. В ту же секунду я занялась наручниками, пытаясь избавиться от этого отвратительного «браслета» на левом запястье.
Свеча давно догорела, попытки освободиться ничего не дали, мне оставалось только сидеть в полной темноте и ждать непонятно чего. Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг абсолютную, непроницаемую тишину подземелья нарушили негромкие шаги… Я вновь дернула руку, инстинктивно пытаясь отделаться от наручников. Самое страшное в подобных ситуациях – чувство беспомощности, понимание того, что полностью находишься в чужой власти. Дверь открылась, в лицо ударил свет фонаря…
