Хмыкнув, он машинально развернул листок.
Никаких угрожающих надписей, типа: «Если тебе дорога жизнь, убирайся с острова!», он там не нашел. Зато обнаружил раздавленного комара. Перед смертью тот, очевидно, успел-таки перекусить — на бумаге образовалось крошечное пятнышко засохшей крови.
Профессор нахмурился, сложил листок и сунул обратно в книгу.
Когда он спустился к завтраку, в столовой не было ни души. Однако на столе дымилась чашка горячего какао, стояли кофейник, фарфоровая масленка и три блюда: одно — с поджаренными тостами, на втором лежали ломтики сыра нескольких сортов, на третьем — омлет с зеленью. Вот и хорошо, подумал Горислав Игоревич, одиночество сейчас только кстати — ситуация требовала срочного осмысления. Пустячное на сторонний взгляд происшествие с невесть откуда взявшейся чужой закладкой здорово его озадачило. Даже заинтриговало. Но аппетита не лишило.
А поэтому к осмыслению ситуации ученый приступил, задумчиво похрустывая тостами и запивая их ароматным какао.
По всему выходит, что кто-то побывал у него в комнате. Предположение о случайном характере находки он отмел сразу и полностью. Ну, если и не полностью, то по крайней мере процентов на девяносто девять. А значит, надо определить время и способ проникновения. Впрочем, это как раз очевидно: окно и балконная дверь оставались открытыми всю ночь. Правда, второй этаж… Но не двадцать же второй! И ветви гибискуса дотягиваются аккурат до самых перил… Книгу он положил на прикроватную тумбочку, когда укладывался в постель, следовательно, некто побывал у него в номере уже ночью, пока он спал.
Да, но кому это могло понадобиться? Сторожу Антону? Майору Ковалеву? Поварихе Степаниде? Желание покопаться в его вещах теоретически могло возникнуть у любого из них. Чужая душа — потемки. Но зачем совать тетрадный листок в книгу? Или неизвестный посетитель так увлекся ее содержанием (кстати, сугубо научным), что даже оставил закладку, дабы в следующий раз продолжить чтение с нужного места? Ерунда какая-то! Чушь! Реникса!
…М-да, ерунда. Если только не допустить, что этот листок бумаги — предупреждение. Предупреждение ему, Костромирову. А что? Дескать, будешь совать нос не в свои дела, закончишь, как этот комар. Смешно? Пожалуй… А может, и нет.
Но отчего неизвестный злоумышленник решил действовать столь замысловатым способом? Не проще ли, как оно принято между интеллигентными людьми, написать записку с угрозами? Хотя свой резон в этом есть. Ведь если сия «кровавая метка» попадет в руки человеку, ни в чем не замешанному, он на нее и внимания-то не обратит! Или сочтет совершеннейшим пустяком… Но разве он, Костромиров, в чем-то замешан? Увы, да, вынужден был признаться себе ученый, замешан. Договор подписал? Подписал? Секретное (ну, хорошо, приватное) поручение Сладунова взялся исполнить? Взялся, взялся, чего теперь заниматься пустым самооправданием…
Ладно, продолжал строить логическую цепь профессор, но если это и впрямь некое предупреждение или угроза, тогда… тогда вполне допустимым становится предположение, что бумажку подсунул никто иной, как… Муль!
Неужели Муль — не болезненный фантазм нечистой совести капиталиста-эксплуататора? Выходит, заклятый друг владельца Сладулина и впрямь может обретаться где-то здесь, на острове!
…И какой же из этого всего следует вывод? А вывод такой: раз злоумышленник, скорее всего, прячется на острове — надо обследовать остров. Это ясно. Только-только Муль может скрываться и в самом доме, разве нет?
Впрочем, в доме ему пришлось бы постоянно опасаться прислуги… Ну, пусть! Дом тоже надо будет осмотреть. Но во вторую очередь. Сначала — сам остров.
Тут размышления Костромирова были прерваны. Из-за внутренней двери, видимо с кухни, донеслись приглушенные голоса управляющего и кухарки. Разговор, судя по всему, носил сугубо личный, даже интимный характер:
— А ну, отлезь, кобель красноносый!
— Ну, ты чего? Чего ты, Степанида?
— Отлезь, говорю, скаженный!
— Я ж по-хорошему…
— Убери руки, сказала! Щас от сковородкой охерачу!
— Поду-умаешь, фря! Корова!
Раздался грохот каких-то тяжелых металлических предметов. Через мгновение в столовую ворвался Василий Васильевич Ковалев. Вид он имел не по-военному растрепанный: волосы всклокочены, на рубахе расплывалось жирное масляное пятно, и не хватало двух пуговиц.
— Хорошо ли спалось на новом месте, Горислав Игоревич? — как ни в чем не бывало спросил он Костромирова.
— Спасибо, неплохо.
Майор кивнул и с озабоченным видом принялся закрывать на окнах жалюзи. Столовая тут же погрузилась в приятный полумрак.
— Так ночная прохлада подольше сохранится, — пояснил он, — а то кондиционер столько, доложу вам, электричества жрет! А Борис Глебыч меня за это не похвалит. Ну, ладно… прием пищи вы, вижу, уже закончили? Как вам, между нами, Степанидина стряпня?
— Очень вкусно. А Татьяна Степановна на кухне? Я хотел лично выразить ей благодарность.
— Так точно, — несколько смущенно подтвердил управляющий, — на камбузе кашеварит. Вы ее пока, того… не отвлекайте, хорошо? Она не любит, когда ее от готовки отвлекают. И тут еще… повздорили мы с ней малость.
Так, ерунда, конечно — Ковалев сел за стол и, заговорщически понизив голос, пояснил — Уж очень она горяча, Степанида-то. Прям удержу нет! Как пристанет… Только меня она в этом смысле мало интересует. Как женщина, то есть. Мне бы кого, хе-хе, помоложе. Чтобы все эдакое было… крепенькое. И тут и там. Чтобы все торчало и топырилось. Понимаете, о чем я?
Он подмигнул Костромирову.
— Понимаю, — важно кивнул профессор.
— Понимаете! — обрадовался майор, — А не желаете ли по маленькой хлопнуть?
— С утра? Нет, нет.
— А пивком освежиться?
— Благодарю, но нет.
Майор заметно поскучнел.
— Что же вы теперь собираетесь делать? — спросил он с недоумением.
— Да вот, хочу осмотреть остров. Заодно искупнусь.
— Желание вполне уставное, — кивнул Ковалев — Если прикажете, могу лично показать вам всю диспозицию.
— Зачем же я вас буду отвлекать по пустякам? Заблудиться здесь, полагаю, невозможно.
— Это так точно, — согласился управляющий. — Тогда на посошок?
Костромиров покачал головой и принялся собирать грязную посуду, чтобы отнести на кухню. Майор Ковалев замахал на него руками:
— Нет, нет, нет! Даже не беспокойтесь! Ступайте себе по своим делам. Мы тут со Степанидой сами управимся. Нам за это деньги платят.
Горислав Игоревич вернулся в свою комнату, прихватил цифровой фотоаппарат, трубку и плавки.
Для начала он осмотрел снаружи дом, обойдя его кругом.
Обширное прямоугольное здание, сложенное из природного камня, явно завезенного откуда-то с материка, было, по всей видимости, еще колониальной постройки. Конечно, не времен португальского владычества, а, скорее, британского протектората. Костромиров приблизительно датировал его первой половиной двадцатого века. По всему периметру дома шла открытая терраса из пальмового дерева. Ее, вероятно, пристроили позднее. Террасу плотно обступали мощные стволы гибискусов; их оранжево-желтыми и махровокрасными цветами было усыпано все пространство вокруг дома.
