— И вы пойдете на это ради меня?! — воскликнул Муль. — Но почему?
— Я ученый, и поиск истины — моя страсть. Но я не борец за справедливость или законность. Это я оставляю другим. Тем паче, то, что считают справедливым одни, для других — вопиющее беззаконие. И вообще, ученым зачастую свойствен некоторый нравственный релятивизм. Я — не исключение. А главное, я чертовски не люблю, когда меня используют! Быть пешкой в чужой игре? Увольте!
Они еще раз проработали детали, после чего Горислав Игоревич набрал на своем мобильном номер Сладунова. Тот ответил сразу же, точно ждал этого звонка.
— О, кого я слышу! Горислав Игоревич, вы? Что-нибудь случилось?
— Случилось, Борис Глебович, еще как случилось.
— Да? Так говорите же, не тяните кота за эти… за хвост!
— Я нашел вашего Муля. Вы оказались правы в своих подозрениях.
— Как?! Где?!
— Как, расскажу при встрече, а прятался он прямо здесь, на острове. Оборудовал для себя нечто вроде землянки, в ней и прятался. Но, к несчастью, это не все новости. В одиночку я не рискнул с ним связываться, пришлось привлечь к его поимке ваших родственников. Но… не знаю, как и сказать…
— Да что вы там мычите?! Вы его упустили, так?
— Нет, Муль пойман, связан и заперт в чулане…
— Слава богу! — выдохнул Борис Глебович. Но тут же обеспокоился: — А сбежать оттуда он никак не может?
— Нет, не волнуйтесь. Повторяю, он связан, кроме того, окон в чулане нет, а дверь — под нашей с майором Ковалевым охраной.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Отлично! Поздравляю вас, профессор! Я в вас не ошибся. Но вы сказали, что это не все новости?
— Увы. Муль оказал нам бешеное сопротивление…
— Ну, и..?
— В общем, Антона и Татьяны Степановны больше нет с нами. Они погибли от руки маньяка.
— Печальное известие, — с облегчением произнес Сладунов.
— Да, весьма печальное. Но мы с Василием Васильевичем находимся теперь в затруднении. Как нам поступить? Придется, по всей видимости, поставить в известность местную полицию. Двойное убийство, и с преступником надо что-то…
Реакция мультимиллионера оказалась именно такой, на какую рассчитывал профессор.
— Вы в своем уме?! — с жаром перебил его Сладунов. — Ни в коем случае! Я не доверяю туземным властям. Потом… потом в этом году я баллотируюсь в Думу. В Думу, понимаете? И скандалы мне абсолютно не нужны!
— Но…
— Повторяю, никому ни о чем сообщать не надо, — с металлом в голосе произнес предприниматель. — Завтра… нет, послезавтра утром я буду у вас, и сам все улажу. На месте. И все дела.
— Однако ж… — продолжал сомневаться ученый.
— Все, я сказал! Передайте трубку Ковалеву.
Профессор подчинился.
— Управляющий Ковалев у телефона! — отрапортовал Муль, — …Да… Да… Да… Понял… Так точно, Борис Глебыч! Будет исполнено, Борис Глебыч.
Абонент отключился.
— Велел мне ни при каких обстоятельствах не допустить, чтобы вы обратились в полицию, — пояснил Муль. — Говорит, если надо будет, свяжи и его тоже. И брось, говорит, в чулан к Мулю.
— Вот свинья! — не сдержался Горислав Игоревич. — Что ж, после послезавтра утром он прилетает. Что будем делать?
— Готовить теплую встречу.
— Мне кажется, он прилетит не один.
— Огласка ему ни к чему, поэтому если и захватит кого с собой, так разве зятя Чингиза. Вообще-то я на это очень надеюсь.
— Но как же вы с двумя сразу?..
— Это уже моя забота, — с нехорошей усмешкой сказал Муль.
* * *
Весь следующий день Горислав Игоревич посвятил купанию в водах Индийского океана. Перерывы делал, только чтобы поесть. И оно того стоило, ибо Яков Муль в этот день по части кулинарного искусства превзошел повариху Степаниду. А значит, самого себя.
Правда, несмотря на активный отдых и усиленное питание, ночью ученый спал плохо, беспокойно. Его мучила совесть: за два дня он не прибавил ни строчки к своей рукописи.
А в семь утра к причалу Сладулина пришвартовался катер из Мале. С его борта на берег сошли двое: Сладунов и Чингиз Раджиев.
На подходе к усадьбе их встретили профессор Костромиров и управляющий Ковалев. Увидев их побитые опухшие лица, Борис Глебович удовлетворенно кивнул:
— Вижу, вижу, геройство налицо. Придется, хе-хе, выписывать премиальные, так? Ну, Василии, напои-ка нас пивком холодненьким с дорожки, а вы, Горислав Игоревич, тем временем расскажете все подробности. А потом пойдем смотреть вашего пленника.
— А на трупы Татьяны Степановны и Антона не желаете сначала посмотреть? — со скрытой иронией полюбопытствовал Костромиров.
— Трупы от нас не убегут, — криво усмехнулся Раджиев.
А Сладунов лишь взглянул на профессора с искренним недоумением.
Все прошли в гостиную, управляющий принес бокалы с пивом. Подавая бокал Раджиеву, он попросил:
— Чингиз Тамерланович, не пособите мне маленько? Там, на кухне…
— Чего на кухне? — не понял Раджиев.
— Буквально на секундочку. Мне одному — никак.
— Чего «никак»?
— Чингиз! Сходи и посмотри, — распорядился Борис Глебович, — а профессор мне пока все расскажет.
Раджиев с ворчанием вышел следом за управляющим. Сладунов жадно выпил пиво, удовлетворенно крякнул и повернулся к ученому:
— Так, значит, в землянке прятался? Вот жаба. А как вы его обнаружили? Нет! Лучше все сначала и по порядку. Я слушаю!
Но тут в гостиную вернулся майор Ковалев, почему, то один. Кроме того, он был совершенно лыс, где-то потерял свои бакенбарды, усы и огромный картофельный нос. Сладунов бросил в его сторону взгляд и широко открыл рот.
— Что… Кто… Кто это?!… Му-уль!! Ты!!! А где Чингиз?!
— Ему стало нехорошо, — ответил Муль, облизывая губы. — С дороги, видно, устал, сердешный.
Горислав Игоревич отставил бокал, встал и поднял заранее приготовленные дорожные сумки.
— До свидания, господин Сладунов, — заявил он с легким полупоклоном. — Обстоятельства сложились так, что я вынужден покинуть ваш гостеприимный дом досрочно.
— Куда?! — рявкнул предприниматель. — Стоять! У нас договор!
— Вы забыли про форс-мажор, — покачал головой профессор, — и вообще это дело почти семейное, в такие дела я стараюсь не мешаться. Разрешите откланяться.
Костромиров вышел из дома и, нигде не останавливаясь, достиг причала; там он показал хозяину не успевшего отчалить катера пятидесятидолларовую банкноту и попросил немедленно отвезти его в аэропорт. И пока катер удалялся от Сладунова, профессор ни разу не оглянулся.
