— Айсан. Айсан Тадын.
— Ага, хорошо, Айсан. — Про себя артист уже давно называл его Очкариком и от очевидного прозвища отказываться был не намерен, — Давайте мы вернемся к этому разговору завтра, а я пока подумаю, чем смогу вам помочь…
Говоря так, Пряников встал с кресла, поддел гостя под локоть и осторожно поволок к выходу. Очкарик пытался вяло сопротивляться, но силы были явно не равны — матерая фигура заслуженного артиста России была гораздо массивнее и выше.
— Вы не понимаете, — пытался протестовать Айсан, отчаянно цепляясь длинными пальцами за давно некрашеный дверной косяк, — у нее сердце! Она же умрет, если он не позвонит! Если вы не позвоните! Сегодня!
— Не-ет! Это вы не понимаете! — пыхтел над сопротивляющимся визитером артист, — У меня концерт через два часа, а я тут с вами вожусь! Завтра приходите, тогда и поговорим…
Он уже почти совладал с назойливым посетителем, но тут Очкарик, восемьдесят процентов тела которого уже покинули гримерку, крикнул ему прямо во вспотевшее одутловатое лицо:
— Тысячу! Наличными!
И чтобы убедиться, что ослабивший нажим Пряников понял его правильно, добавил:
— Долларов!
Аркадий Афанасьевич резко сменил линию поведения. Он тут же втянул Очкарика обратно в гримерку и захлопнул дверь.
— Что ж вы так орете?! — нервно зашептал он, лихорадочно крутя головой по сторонам. При упоминании тысячи долларов наличными Аркадию Афанасьевичу за каждой шторой вдруг стал мерещиться налоговый инспектор. Когда-то, в «годы золотые», он и сам мог вот так запросто предложить кому-нибудь «штуку баксов», и даже делал это неоднократно, но нынче… нынче эта сумма была почти вдвое выше его сегодняшнего гонорара!
— Кто ж так дела делает? — оглаживая на госте слегка помявшийся костюм, продолжал увещевать Пряников. — Сказали бы сразу, мол, помощь нужна — что ж, я не человек? Понятий не имею? Помогу, конечно…
— То есть деньги вам не нужны? — не удержался от издевки Тадын.
— Только сугубо в целях компенсации потраченного времени! — решив пренебречь язвительной репликой, поспешил заверить его артист — Сами поймите, человек я занятой, а время, как говорится, деньги… Так что давайте приступим! Я уже готов начать…
— А вам разве не нужно подготовиться? — опешил от такого напора Айсан. — Прорепетировать…
Пряников мысленно прикусил язык за то, что чуть не сдал себя самостоятельно. Пойми «гаррипоттер», что для профессионального пародиста воспроизвести этот унылый, бесцветный голос — дело пяти секунд, еще, чего доброго, начнет цену сбивать. А деньги, как не прискорбно было пожилому артисту это осознавать, были не просто сильно нужны, а жизненно необходимы. В погоне за былой роскошью он уже давно распродал большую часть внутреннего убранства своей трехкомнатной квартиры. Одна комната с недавних пор лишилась даже люстры — заложенной в комиссионный магазин за пятьсот рублей. Самым унизительным было продавать шикарный гардероб, собранный за годы выступлений. Многие вещи были куплены Пряниковым еще в советскую эпоху, во время гастролей по союзным республикам и ближнему зарубежью. А между тем, надетая на нем сегодня белоснежная сорочка с кружевными рукавами и пушистым жабо на груди была одной из последних вещей, в которой не стыдно выйти на сцену (как бы редки эти выходы ни были).
— Я имел в виду, готов начать репетировать прямо сейчас, — ловко выкрутился Аркадий Афанасьевич. — У вашего отца очень сложный тембр. Воспроизвести будет непросто…
Сделав театральную паузу, артист как бы невзначай бросил испытывающий взгляд на Айсана. Тот намек понял и виновато развел руками.
— Простите, но больше у меня нет… Тысяча долларов — все, что могу вам предложить…
— Да Господь с вами! — замахал руками Пряников, — Я же сказал — чисто по-человечески, помогу. Пять тысяч рублей, что вы мне дали, и еще тысяча долларов сверху — вполне достаточно, чтобы компенсировать мои затраты!
— Вот и хорошо. Когда вы будете готовы?
Аркадий Афанасьевич задышал немного иначе, для виду подвигал челюстями, будто приспосабливая их к работе, пощелкал языком и ответил голосом, отдаленно похожим на запись автоответчика:
— Дайте мне минут пятнадцать.
Очкарик повернул к нему частично спрятанное в прилизанных волосах ухо, прислушиваясь.
— Неплохо, — деловито оценил он. — Только глубины недостаточно, и акцент почти не слышен.
— Сейчас настроимся, — снисходительно успокоил его артист. — Давайте так, вы мне пока объясните, что и кому я должен буду говорить, а я попрактикуюсь, хорошо?
— Да, конечно!
Вдохновившийся Айсан сел, скрестив по-турецки ноги, прямо на давно не метенный палас. Восхищенно глядя на артиста поверх своих подозрительно дорогих «гаррипоттерских» очков, он сбивчиво принялся объяснять Пряникову его миссию.
— Ийэ, как я уже говорил, это «мама» по-якутски. Отец у меня из республики Саха родом, уехал оттуда, когда в моем возрасте был, в поисках лучшей жизни. Пару лет назад ездил к ийэ в гости, — у них в поселке тогда только-только сотовую связь наладили, — купил ей телефон. С тех пор два раза в месяц ей звонил, стабильно. Ийэ старенькая совсем, мы ее бережем очень.
Очкарик задумчиво поковырял ногтем прилипшую к паласу жвачку.
— Самая большая проблема — ийэ по-русски не говорит. Вообще.
— Простите, а как же я… — опешил Пряников.
— Ну, она все понимает, но принципиально говорить на русском не хочет. Говорит, что этот народ у нее сына забрал и внука забрал… Каждый раз пытается мне там невесту найти!
Он улыбнулся грустно и задумчиво.
— А отец тоже на принцип пошел — мол, не стану я на этом дикарском наречии балаболить. Они так и разговаривают… разговаривали. Он на русском, она — на якутском. Упертые оба…
Нечто настолько горькое проникло вдруг в его голос, что Аркадий Афанасьевич, до того успешно имитирующий бурную деятельность, разминая губы и щелкая языком, вдруг замер, почувствовав себя до ужаса неловко. Глядя на осунувшееся лицо Очкарика, он дал себе слово, что если тот попросит его о подобной услуге еще раз, он, Пряников, согласится сделать это бесплатно… Ну ладно, за половину стоимости.
Следующие двадцать минут протекли незаметно. Артист старательно изображал становление нового голоса, по кирпичикам выкладывая новые интонации, воспроизводя особенности произношения. Как оказалось, репетиция была не лишней. Едва уловимый акцент оригинала дался Аркадию Афанасьевичу не сразу.
Молодой все это время рассказывал ему, что и как артист должен будет говорить. Разговор вырисовывался не слишком сложный: поздороваться, справиться о здоровье, рассказать пару столичных новостей, плавно свести к погоде и тихонько попрощаться. Пока они разбирали детали, дважды заходил арт-менеджер, поинтересоваться, все ли хорошо, и не желает ли «звезда» еще чаю или кофе. Сидящий на полу Очкарик, казалось, совершенно его не смущал. Чертов корпоратив должен был начаться уже через час, и измотанного подготовкой арт-менеджера заботило только, чтобы выступающий был трезв и при памяти.
