Никто ничего не помнил. Вообще ничего!
На берегу стояла полевая кухня, спасенных кормили, потому что вид у них был истощенный. Куриный суп, кашу и хлеб они сначала осторожно нюхали, будто что-то невиданное, а потом ели с большим любопытством, переглядывались и хихикали.
Психологи пока стояли кучкой и не знали, к кому подходить первому, и вообще подходить ли.
Толпа на берегу собралась невообразимая! Наверное, все население Городишка высыпало!
Откуда ни возьмись, примчалась машина с телеоператорами, которые устремились было к выходящим из лодок, как коршуны, но Бета, уже очухавшийся и принявший командование на себя, запретил любую съемку.
Превращения, которые происходили с телами спасенных, непрестанно фиксировали два оператора в форме МЧС, а досужей публике — Бета так и сказал — делать тут было совершенно нечего.
Сан Саныч увидел бабу Катю и попросил ее увести Валерку домой. Но тот покачал головой, и Сан Саныч не настаивал. Понимал, что спорить бесполезно. Да и бабе Кате было очень интересно еще немного побыть здесь.
А Валерка на превращения бывших зеленых зайцев уже нагляделся, поэтому на них не смотрел. Он снова и снова обшаривал собравшихся взглядом, но не находил того, кого искал.
Вернее, ту.
Ну что ж, очень может быть, она уже уехала. Что ей теперь тут делать!
Но потом, бросив случайный взгляд в сторону дебаркадера, Валерка увидел там высокую фигуру в знакомом сером плаще.
И пошел туда.
— Я тебя ждала, — сказала Ганка…
Нет, это была уже не Ганка и даже не Маша, а именно Мария Кирилловна Серегина, замминистра экологии. Она сидела на коряжине, плотно завернувшись в плащ, который был для нее уже не слишком широкий и вовсе не длинный.
Она была совсем другая… уже очень взрослая, и видно было, что у нее есть дети и внуки и позади трудная и долгая жизнь. И только глаза у нее остались совершенно такими же, как у той девчонки, которая подошла к Валерке на берегу.
Черные глаза в кукольных ресницах.
По этим глазам Валерка и узнал ее, когда заглянул в голубую папку Сан Саныча. Там было много фотографий Марии Кирилловны Серегиной с глазами Маши, нет — Ганки…
Именно тогда Валерка все понял. Было только странно, что Альфа, Бета и Гамма не узнали эти глаза, когда Ганка провожала их через туман. Хотя разве они смотрели на нее так, как смотрел Валерка?
— Спасибо тебе, — сказала Мария Кирилловна, а Валерка наконец разлепил спекшиеся губы и пробурчал:
— Не за что.
— Они… погибли? — спросила Мария Кирилловна, и Валерка сразу догадался, о ком она спрашивает.
— Да.
Она молча смотрела в его глаза Ганкиными глазами, и тогда, почти против воли, он рассказал — не ей, а Ганке! — о том, что случилось на острове, что произошло с Ураном и Верой, а потом с зелеными зайцами.
Когда он замолчал, Ганка минуту смотрела молча, с ужасом, а потом опустила ресницы и голосом Марии Кирилловны сказала:
— Я должна ненавидеть их, а мне их жалко. Они хотели исправить, исправить то, что делали мы, исправить нашу жестокость… но оказались так же жестоки. Может быть, все ошибки можно исправить только добротой?
Валерка пожал плечами. Откуда он знал?!
— Я тоже не знаю, — сказала Марья Кирилловна.
Помолчали.
— Я пойду, — сказала она наконец, поднимаясь и старательно придерживая полы плаща. — Пора возвращаться.
Валерка кивнул.
— Знаешь что… — проговорила Мария Кирилловна нерешительно. — Я запишу Сан Санычу свой адрес. Ты должен обязательно приехать к нам в Москву. У нас прекрасный дом, огромный сад. Мои внуки — твои ровесники, ты с ними подружишься. Мою внучку — мы с ней очень похожи! — зовут Галя, но мой муж всегда называл ее Ганкой…
Тут в глазах у Валерки все расплылось, он никак не мог понять почему, а когда дошло, что это слезы, Серегина уже ушла.
Теперь и он мог пойти домой.
Солнце клонилось к закату, но Валерка не знал, который вообще час. Посмотрел на запястье — а часов-то нет. Они так и остались у Серегиной.
Да ладно, наверное, Сан Санычу передаст. Зачем они ей?
И Валерка наконец пошел — сначала мимо придорожного кафе, на пороге которого топталась «подушка» Фаня в своей пестрой «наволочке»; потом по обочине федеральной трассы, на которой опять возникла пробка, поскольку все водители притормаживали посмотреть, что ж за толпа на берегу собралась; а потом и улицами Городишка — под аккуратно подстриженными тополями.
* * *
Урана на острове так и не нашли, и никакого туманного озера — тоже. Все исчезло, когда исчезли эти мать и сын!
Туманы стали в Городишке теперь не такие густые. В них достаточно хорошо видно, так что даже по федеральной трассе можно медленно ехать, поэтому пробки у Городишка больше не собираются. Но на реку все равно никто не выходит. Старое правило «Уйдешь в туман — не воротишься!» еще живо.
Деревья в Городишке больше никто не подстригает.
Павла Привалова — Пашки — среди спасенных не оказалось. Наверное, он и был тем зеленым зайцем, которого с перепугу подстрелил Бета…
Очень многие спасенные с острова обратились к психиатрам. Среди них Альфа.
Мария Кирилловна Серегина теперь активно выступает против добычи сланцевого газа на Волге.
Адрес свой она Сан Санычу оставила, но Валеркины часы не вернула. Забрала себе. Взамен ему пришла из Москвы посылка с «Роллексом».
Самым настоящим!
Мама носить «Роллекс» пока не велела, да Валерке и неохота его носить. Там выгравирована надпись: От Ганки. Поди объясни в классе, что это значит!
Маме, правда, он все рассказал — все как было.
Выслушав, она отвернулась и насморочным голосом сказала, что Валерка обязательно должен съездить в Москву.
Ну что, может, он когда-нибудь и соберется.
Ночь на французском кладбище
Сонику и Анику
Прозвучал сигнал.
Настало время проснуться.
Сигнал был похож на звук горна, который солдат слышал когда-то — давным-давно, когда был мальчишкой. Он ощутил, как улыбка тронула его неподвижные, оледенелые губы.
Что-то запищало рядом, затрепетало, будто вспугнутая птица.
Солдат вспомнил, как враг подкрался к нему… Заметив его, солдат выхватил пистолет и выстрелил. Он попал врагу в руку, однако тот успел дать очередь из автомата. Он расстрелял солдата в упор. Это случилось возле каменной ограды, увитой виноградом, и дикий голубь, который испуганно метнулся из-под узорчатых листьев, упал рядом с солдатом, сраженный той же очередью.
