— Скажите спасибо, что у нас тут есть такой летний гувернер! — беззаботно хохочет тетя Марина, когда Юля начинает удивляться частым визитам Жибе. — Он просто задержался в детстве, оттого ему скучно со сверстниками, а с малышней интересно.
Но Юля считает, что сказать про человека «Он задержался в детстве» — это то же самое, что сказать «Он отстает в развитии». Жибе сущий ботан и тормоз! Как это он умудряется учиться в университете, да еще на медицинском факультете? Он хочет стать патологоанатомом. Это само по себе ужасно странно: кому охота возиться с трупами?! Вдобавок, Жибе предпочитает говорить, что станет доктором мертвых.
Жуткое название! Сразу представляется какой-то особенный доктор, к которому бредут одноногие, безглазые или вовсе безголовые мертвецы…
От этого у Юли мурашки по коже бегут.
Но именно за эти мурашки она многое прощает Жибе. Потому что больше всего на свете Юля любит бояться!
* * *
Вслед барсуку с ветвей высокого ясеня смотрела Мирабель. Смотрела — и сама себе дивилась…
У нее были некие особые привилегии, которые мог получить лишь тот призрак, кого не забыли люди и чье имя часто произносят. Ее имя звучало в мире живых чуть не каждый день: и из-за названия сливы, которая росла чуть ли не во всех бургундских садах, и из-за присловья «со времен красотки Мирабель», которое полюбилось жителям окрестных деревень.
Поэтому Мирабель была свободней и сильней многих призраков. Например, она могла передвигать предметы с места на место и даже, если хотела, могла оставаться незримой и для призраков, а не только для людей. А еще она могла выходить из могилы днем, но, разумеется, прячась в густой тени и ни в коем случае не попадая под смертоносный солнечный свет.
Мирабель всегда держалась скромно и не кичилась своими возможностями. Она никогда ни с кем не ссорилась и не вступалась за людей, которым досаждали призраки. Даже за жертв вампиров не вступалась. У каждого своя судьба, и не привидению девушки-самоубийцы менять чужую участь.
Почему же она защитила человека, на которого намеревался наброситься оголодавший призрак? Что заставило ее это сделать?
Жалость? Странно…
Она положила призрачную руку на призрачную грудь, где когда-то, во времена незапамятные, билось бедное сердечко живой красотки Мирабель. Эта девушка была отчаянно влюблена, она знала горе и счастье, печаль и нежность…
Вот! Вот название чувству, которое заставило ее спасти человека! Она ощутила к нему нежность!
Но почему? Кто он?
Мирабель не знала…
* * *
Ну да, Юля любила бояться! А чем это плохо — бояться и дрожать? Это ведь ужасно приятно — когда у тебя замирает сердце, а к спине словно бы чьи-то ледяные пальцы прикасаются. Хочется обернуться, но этого делать нельзя ни в коем случае (недаром во всех сказках говорится: «Иди вперед, но не оглядывайся!»): а вдруг за спиной кто-то стоит, кто-то мертвенно-бледный, и тянет к тебе руки, и ты пытаешься убежать, но руки все длинней и длинней, и наконец ты схвачена, и руки медленно подтягивают тебя к ужасному чудовищу, и ты видишь оскал его голого черепа с пустыми глазницами и кривыми окровавленными зубищами, которыми этот полусгнивший вампирюга намерен впиться в твое беззащитное горло…
Ух, кайф!!!
Но еще больше, чем бояться сама, Юля обожала пугать других. Самым любимым ее развлечением было на ночь глядя кому-нибудь позвонить и загробным голосом провыть какую-нибудь страшилку.
Одна беда: одноклассники и друзья уже отлично знали, зачем им в такую позднотищу звонит Юля Комарова, и просто не отвечали. А некоторые вообще заблокировали ее звонки — занесли номер в черный список.
И родилась новая страшилка: «В черном-черном городе есть черная-черная улица, на черной-черной улице стоит черный-черный дом, в черном-черном доме есть черная-черная комната, в черной-черной комнате стоит черный-черный стол, на черном-черном столе лежит черный-черный мобильник, в этом мобильнике есть черный-черный список, а в черном-черном списке сидит Пугало и завывает: «Слушай мою новую страшилку!»
Пугалом друзья и одноклассники звали ее, Юлю Комарову…
Но, приехав во Францию, Юля почувствовала себя практически счастливой. Лиза с Таней тоже обожали страшилки и ужастики, поэтому они с восторгом выслушали весь Юлин репертуар. Одна беда — ответить ей ничем полезным не могли. Слишком мало ужастиков знали! Зато ботан и тормоз Жибе оказался просто неиссякаемым источником жутких историй, которые Лиза и Таня исправно пересказывали Юле, и той не надоедало слушать.
Особенно Юле нравилась одна страшилка — ну просто до сладкой дрожи! Она называлась «Кукла».
Пришла девочка по имени Мари-Элен в магазин и увидела куклу, которая ей необыкновенно понравилась. Одна рука у куклы была сжата в кулачок, только два пальца торчали. Ну, Мари-Элен куклу купила, а продавец на прощанье сказал:
— Ты никогда не должна расставаться с этой куклой. Идешь в школу — бери ее с собой, спать ложишься — бери с собой. Ни на минуту не оставляй ее одну!
Сначала Мари-Элен и в самом деле не расставалась с куклой. Даже в туалет ее с собой брала. Но вот как-то раз забыла ее на кухне, поднялась в свою комнату и села делать уроки. Вдруг слышит — кто-то ходит внизу. А девочка была дома одна, она удивилась и кричит:
— Кто там?
И слышит незнакомый голос:
— Мари-Элен! Я поднимаюсь на первую ступеньку!
Девочка решила, что ее разыгрывает кто-то из подруг, потому что голос был девчоночий.
— Мари-Элен! Я поднимаюсь на вторую ступеньку!
— Ну и поднимайся, — сказала она беззаботно, а голос звучал снова и снова:
— Мари-Элен! Я поднимаюсь на третью ступеньку! Мари-Элен! Я поднимаюсь на четвертую ступеньку! Мари-Элен! Я поднимаюсь на пятую ступеньку!
Девочке стало страшновато, а голос не умолкал:
— Мари-Элен! Я уже в коридоре! Мари-Элен! Я открываю к тебе дверь!
Дверь распахнулась — на пороге стояла кукла! Девочка закричала, но было поздно: кукла набросилась на нее и перегрызла ей горло.
Потом кукла спокойно вышла из дома и вернулась к магазину. Постучала — продавец открыл ей дверь.
— Я сделала свое дело! — сказала кукла.
Продавец довольно улыбнулся и поставил ее на ту же полку, где она стояла раньше. Но теперь у куклы точали не два, а три пальца…
Юля, Лиза и Таня то и дело разыгрывали эту очаровательную страшилку перед сном. Каждая по очереди была куклой, продавцом и Мари-Элен. В конце концов тете Марине надоели эти хождения по скрипучим ступенькам и разноголосые завывания: «Мари-Элен! Я поднимаюсь на первую ступеньку! Мари-Элен! Я поднимаюсь на вторую ступеньку!..» — а потом ужасные вопли загрызаемой Мари-Элен. И она строго-настрого запретила устраивать эти спектакли, особенно на ночь глядя.
