Новости оттуда приходят катастрофические. Его сторонников преследуют, страна в притеснениях, ее подвергают разграблению…
1928: новые выборы.
На сей раз ему придется идти до конца. Во что бы то ни стало. Нельзя бросать «детушек» на произвол судьбы…
Ему нужен человек, который мог бы побить его врагов их же оружием… Он думает о том Жорж-Анкетиле, который так благородно повел себя во время его заточения в тюрьме Санте… Он взвешивает все за и против… Он считает его решительным, смелым, амбициозным, боевитым, такой ни перед каким скандалом не отступит… Он владеет газетой, в которой осмеливается говорить все и нападать на власть имущих… Он сможет поддержать его и деньгами, и сильным оружием… Это профессионал. Он способен метким словом отразить наихудшие оскорбления…Да, там, в Гвиане, Жан Гальмо будет покровительствовать ему…
В этот момент судьба, словно посылая предупреждение, наносит последний удар. Жан Гальмо нашел богатого финансиста, умного, вдохновенного, обаятельного, который согласился помочь ему возродить его Торговый дом. Причем речь не просто о финансовой помощи, но — о союзе, объединении в ассоциацию, которая позволит начать все заново, с новыми силами, на новых основаниях, гораздо более широких, куда более полных. Жан Гальмо преисполнен надежд. Вот-вот он начнет жизнь сначала. И как же ему не преуспеть? Разве на сей раз ему не поможет его главное богатство — весь пережитый опыт? Он уйдет из политики и посвятит себя этому новому делу, своей семье, счастью милых своих гвианцев. Он намечает целую экономическую программу, чтобы сделать эту страну богатой… Его благородный план никогда не будет воплощен в жизнь. Смерть, смерть спонсора и компаньона, скоропостижно скончавшегося от закупорки сосудов прямо в такси, — и вот все снова под вопросом. Да уж, проведет Жан Гальмо в Гвиане кампанию для Жорж-Анкетиля…
Но прежде чем уехать, прежде всего остального, ему нужно сбросить это ярмо, что так и пригибает его к земле, эти 23 миллиона неуплаченных налогов, которые ему без конца припоминают и которые так мешают ему делать дело, забыть об этих придуманных клеветниками цифирях, которые его враги бросают ему в лицо всякий раз, как он пытается снова встать на ноги.
Что он умудрился сделать, чтобы заплатить эти деньги? И где он их раздобыл? Этого я пока не знаю. Но было так. Он заплатил.
25 января 1928 года Жан Гальмо триумфально, как истый Дон Кихот, вносит основную часть платежа.
Вот точные данные: 22 826 930 франков 40 сантимов.
Какой подарок государству.
Но он порвал все связи. Его больше ничего не держит, больше ничего не связывает с прошлым. Теперь у него за душой нет ничего, кроме Клятвы, — и Клятва влечет его идти вперед, и только вперед!.. Он начнет сызнова, чистый от всех обвинений, абсолютно свободный, восставший в полную и огромную свою силу… Он исполняет миссию…
Да что же он такое задумал?..
Он отбывает, даже не попрощавшись с семьей.
Он уверен в победе.
«Я клянусь бороться до последнего вздоха… Я прошу Господа даровать мне смерть в борьбе за счастье моей родины, бессмертной Гвианы…»
XII. ОТРАВЛЕН!
Утром в понедельник 6 августа 1928 года, в шесть часов, по Кайенне вдруг ползет слух, что в больнице Святого Иосифа от яда умер папа Гальмо.
Уже жарко. Утро печально и прекрасно.
Кажется, солнце будет припекать еще злее, чем всегда.
Папа Гальмо!
Не может быть!
Не проходит и пяти минут, как население всего города собирается у больничных врат.
И там, у самых дверей, они видят помощников хозяина, молча стоящих вместе, низко опустив головы.
Невыразимая грусть разливается в толпе, и из нее, точно фермент, начинают вскипать гроздья скорбной ярости.
И тут те, кто сохранил ясный ум и холодное сердце, начинают кое-что припоминать…
Еще в 1924 году, во время выборов, был арестован один каторжник, беспрепятственно слонявшийся по городу, а на каторге выполнявший работу палача. При нем нашли кинжал и круглую сумму денег, и он признался, что ему их дали, чтобы он убил Гальмо… Когда однажды на рассвете пришвартовалось судно «Ойяпок», на котором, как говорили, плавал Гальмо, кто-то выстрелил прямо в сходни и попал в мсье Дарналя, «гальмоиста», чей силуэт был очень похож на силуэт депутата… Друзья Жана Гальмо неоднократно уведомляли прокуратуру о том, что противники бывшего депутата открыто выражали желание избавиться от того, кто доставил им столько неприятностей… Тут опять заговорили и о том самолете, который кто-то хотел утопить…
Сколько еще всего вспоминается сейчас! «Все «гоберисты» знали, что папа Гальмо скоро умрет, — записывает во время тех событий одна девчушка — ей, двенадцати — или тринадцатилетней, довелось стать их свидетельницей. — Начиная еще с июня 1928 года кое-кто из них писал на Мартинику, что Гальмо умер. В последнем номере их газеты «Прогрэ», вышедшей после отъезда Эжена Гобера (папа сохранил эту газету), они писали, что скоро с этими жалкими депутатишками будет беседовать призрак Гальмо. 6 августа одни из этих господ назаказывали себе пирожков и засахаренных марципанов, другие накупили шампанского. В воскресенье они заявили «гальмоистам»: «В понедельник-то вы наплачетесь, готовим вам подарочек, только это пока секрет…» Еще в пятнииу 3 августа Лама, мэр Иракубо, отправился в Тру-Пузон, Синнамари, Мальанани и Куруон, чтобы известить своих приверженцев, что в понедельник папа Гальмо умрет, отравленный мышьяком. Они пили шампанское и плясали, к большому изумлению «гальмоистов», терзавшихся вопросом, что это вдруг могло повергнуть «гоберистов» в такое веселье… Смысл загадочных слов стал ясен «гальмоистам» утром в понедельник, когда начали приходить телеграммы. Лама принялся палить из ружья, выпил еще шампанского, однако жители Иракубо, приставив ему дуло ружья к горлу, заставили его отправить телеграмму о своей отставке, и многие потом написали жалобы на этого типа, знавшего, кто отравил папу Гальмо…»
Вот о чем думает эта толпа, поддаваясь закипающему бешенству. Поводов у нее предостаточно. Конечно, ей вспоминаются темные слухи о пьяйях,
[13]
насланных на депутата от Гвианы не кем иным, как Илларионом Ларозом, могильщиком Кайенны, и Жаном Клеманом, душой окаянной, ведь оба они злые колдуны. Кто ж не знает, что обе эти «черномазые гниды» — несравненные знатоки ядов, которые варят из лесных трав, и страшно их колдовство… А смазливая Адриенна, служанка папы Гальмо, — она разве не родная племянница Лама, одного из холуев Эжена Гобера, того самого великого колдуна, который заставил мертвецов голосовать и через несколько дней сбежал?..
