Нет более глупого способа возвеличивать страдания, чем утверждать, что они облагораживают человека. В основе такого подхода лежит необходимость оправдывать муки с точки зрения христианства. Однако всякая боль есть не что иное, как посылаемый нервами сигнал о том, что организм попал в пагубные для него обстоятельства; с тем же успехом можно было бы утверждать, что сигнал об опасности облагораживает поезд. Одно лишь внимательное наблюдение над окружающей действительностью убедительно показывает, что в большинстве случаев страдания отнюдь не возвышают человека, а наоборот, низводят его до звероподобного состояния. Примером тому могут служить тяжелые больные: физические муки превращают их в сосредоточенных лишь на себе эгоистов, капризных, нетерпеливых, мелочных и жадных; я без запинки готов перечислить с десяток мелких пороков, порожденных страданиями, но не припомню ни единой добродетели. Нищета — тоже мучение. Я близко знавал людей, тяжко страдавших в тисках беспросветной нужды, которая тем горше, если беднякам приходится жить среди людей побогаче; бедняки тогда становятся алчными и подлыми, бесчестными и лживыми. Учатся прибегать к всевозможным отвратительным уловкам. Обладай они некоторыми средствами, это были бы достойные люди, но, замученные нищетою, они утрачивают всякое представление о порядочности.
* * *
Среднему человеку достаточно руководствоваться в жизни своими инстинктами, сформировавшимися под воздействием нравственных норм общества, в котором он живет.
* * *
Он бушевал, этот грошовый Прометей, — сердце его терзали тревожные думы, он пытался проникнуть в тайну бытия.
* * *
Я готов относиться к жизни, как к игре в шахматы, где основные правила не подлежат обсуждению. Никого ведь не удивляет, что конь так причудливо скачет по доске, что ладья ходит только по прямой, а слон по диагонали. Эти условия просто принимаются, по ним и должно играть, а жаловаться на них глупо.
Изучение этики является неотъемлемой частью познания природы; ибо прежде чем научиться действовать правильно и разумно, человек должен осознать свое место в мире.
* * *
Усматривать в существовании человека некий высший помысел или цель есть столь же мало оснований, как и утверждать, что небесные тела обязательно вращаются по окружности только потому, что окружность — самая совершенная геометрическая фигура; а ведь последнее утверждение в античности и в Средние века безоговорочно принималось за истину.
Что же касается цели человеческого существования, вспомним старинное возражение приверженцев Аристотелева взгляда на мир против учения Коперника. В чем смысл, вопрошали они, безмерных пространств между самыми отдаленными планетами и неподвижными звездами?
* * *
Свойства, присущие всем людям, не могут быть порочными; многие этические теории грешат тем, что, выбрав более или менее произвольно некоторые человеческие наклонности, они называют одни положительными, а другие дурными. Насколько счастливее был бы человек, если бы удовлетворение полового инстинкта никогда не считалось чем-то порочным! Верная этическая теория должна выявить качества, присущие всем людям, и именно их назвать положительными.
* * *
Как можно заметить, человеку свойственно восхвалять те действия окружающих, которые ему хотя бы отчасти выгодны; впрочем, он способен восхищаться также любыми яркими, из ряда вон выходящими деяниями, которые поражают его воображение или повергают в трепет.
* * *
Не столь уж часто мы осознанно ставим себе целью получить удовольствие; это обстоятельство, впрочем, ни в коей мере не опровергает предположения, что именно к подобной цели устремлены все наши действия.
* * *
Теоретически один только страх революции кладет предел безграничной власти государства; власть эта ограничена лишь ее собственными возможностями. Поэтому государство национализирует все отрасли промышленности, которыми оно способно управлять лучше, чем самостоятельные предприниматели, оставляя последним лишь те секторы торговли, в которых отдельный коммерсант, в силу своей алчности, скорее всего поведет дело более тщательно и экономно. Государство ни на миг не должно забывать справедливую аксиому Мандевиля о том, что частные пороки суть общая выгода.
* * *
Право на различные свободы: такого права нет, разве только государство, исходя из собственной выгоды, само не предоставит его.
* * *
Для отдельного человека нравственность — не более чем выражение его довольства собою; это лишь вопрос эстетики.
* * *
Кто силен, тот и прав. Никакого долга или моральных обязательств в природе не существует. Взятый в отдельности один образ действий не менее оправдан, чем любой другой; единственным этическим критерием выступает благоденствие государства. Свои взаимоотношения индивид и государство строят на основе молчаливого договора: в обмен на некоторые выгода для себя индивид действует так, как выгодно государству.
* * *
Если сорок миллионов людей твердят одну и ту же глупость, она от этого не становится мудростью, но и мудрец поступает глупо, когда лжет им.
* * *
В существовании Вселенной и человека невозможно усмотреть какой-либо цели. Все относительно. Все неопределенно. Нравственность зависит от государства, обладающего неограниченным могуществом. А кто силен, тот и прав.
В чем благодетельность прогресса? Какая польза японцам оттого, что они восприняли западную цивилизацию? И разве малайцы, живущие на опушках своих непроходимых лесов, или канаки — аборигены плодородных островов — менее счастливы, чем обитатель лондонских трущоб? К чему приведет прогресс? Какой в нем смысл? Не знаю ответа.
* * *
Тот факт, что удовольствие мимолетно, еще не доказывает, что оно порочно — разве есть в нашем мире что-нибудь вечное?
* * *
Очень полезно понять, что ум каждого человека в сущности непреодолимо обособлен. Никакое другое сознание, кроме собственного, нам вообще не доступно. Мы познаем мир лишь через призму своей личности. А поскольку поведение окружающих сходно с нашим, мы делаем вывод, что они похожи на нас; и поражаемся, обнаружив, что это вовсе не так. С возрастом меня все более изумляют огромные различия между людьми. Я уже почти склонен поверить в неповторимость каждого индивида.
* * *
На мой взгляд, можно весьма убедительно доказать, что во всех своих поступках люди руководствуются одной целью — получить удовольствие. Самое это слово царапает слух пуритан, а посему многие предпочитают говорить о счастье; но ведь счастье есть не что иное как длительное удовольствие, и если осуждается одно, то и второе тоже заслуживает осуждения: разумно ли называть прямую линию хорошей, если все составляющие ее точки порочны? Удовольствие, разумеется, не состоит из одних лишь чувственных наслаждений, хотя тут важно отметить, что именно их подразумевают обычно под словом «удовольствие». Для обычного человека эстетические радости, творческое удовлетворение, восторги воображения куда бледнее ярких чувственных утех и потому даже не приходят ему на ум при упоминании этого слова.
