Некоторые, подобно Гете, полагают, что лишь гармония составляет смысл жизни; другие, подобно Уолтеру Патеру, считают важнейшей целью жизни красоту. Но, призывая людей развивать свои разнообразные способности и принимать жизнь во всех ее проявлениях, Гете в сущности проповедует беззастенчивый гедонизм, ибо чем всестороннее развит человек, тем, несомненно, полнее его ощущение счастья. С моей точки зрения, возводить красоту в цель и главное предназначение жизни несколько глупо: эта теория хороша только при благоприятных обстоятельствах, а в случае беды от нее мало проку; оплакивавшая своих детей Рахиль была безутешна, а меж тем закат в тот день был не менее великолепен, чем всегда.
* * *
Совесть. На ее власть очень точно указывал в комментарии к «Оправданию» Джон Генри Ньюмен: люди «предпочитают ошибиться, но в согласии с собственной совестью, нежели поступить правильно лишь по велению разума».
* * *
Богословы утверждают, что науке где-то положен предел, перед которым ей суждено признать свое бессилие. Но разве с религией дело обстоит лучше? Отнюдь нет, о чем говорит и известное изречение Тертуллиана: «credo quia absurdum est».
[6]
* * *
Если религия ставит своей целью воспитывать высоконравственного человека, то, покуда ей это удается, сами догматы веры не имеют большого значения; а отсюда следует, что людям предпочтительнее принимать религию той страны, где им выпало родиться. Зачем же тогда миссионеры отправляются в Индию и Китай обращать в свою веру людей, у которых уже есть вера, причем очень неплохо выполняющая основную функцию религии? Возможно, в Индии найдется мало индусов, а в Китае буддистов, вполне отвечающих высоким нравственным требованиям индуизма или буддизма, но это еще не основание мешать им жить своей жизнью; как все мы знаем, очень немногие христиане живут по христианским заветам.
Или, может быть, миссионеры полагают, что Бог осудит на вечные муки всех тех, кто не придерживается данной веры? В таком случае не удивительно, что, по их пониманию, мы бранимся и сквернословим, восклицая: «Боже правый!»
* * *
Интересно было бы показать, что страх смерти — чисто европейский недуг; заметьте, с каким бесстрастием и хладнокровием ожидают ее жители и Востока, и Африки.
Совершенство есть не что иное, как полное приспособление к окружающей среде; однако среда эта постоянно меняется, и потому совершенство неизбежно преходящее.
* * *
В сознании человека глубоко укоренилось представление, что всякое новшество дурно; это особенно заметно проявляется у детей и дикарей. Потребности у дикарей ограниченны, одежда обходится им дорого и предназначена служить долго; художественные наклонности у них не развиты; не мудрено, что им свойствен консерватизм. В то же время человеку присуща тяга к переменам как таковым, и в цивилизованной стране она берет верх над древними страхами. У цивилизованного человека есть множество способов удовлетворить эту тягу к новизне: одеждой, например, — благодаря дешевизне и разнообразию производства; или переменой обстановки — благодаря современным средствам передвижения.
* * *
Одно и то же предложение никогда не производит на двух людей одинакового действия, и первые мимолетные впечатления от любого из составляющих его слов будут у них совершенно различными.
* * *
Никто пока еще не доказал, что Аполлона и Афродиты в природе не существует; просто-напросто, когда вера в них перестала отвечать уровню интеллектуального развития людей, она постепенно угасла.
* * *
Человеческое достоинство. Когда из безграничного тщеславия человек произвольно приписывает себе превосходные качества, он, в общем-то, мало чем отличается от правителей мелких восточных стран, каждый из которых официально именует себя владыкой Земли и братом Солнца.
* * *
Скептическому подходу к идеям своего времени нельзя отказать в мудрости. Представления, в течение многих веков казавшиеся столь верными, столь обоснованными, нам видятся явно, до нелепого ложными. Аргументы же в пользу господствующих в наше время теорий кажутся в высшей степени убедительными и разумными, и мы не допускаем мысли, что они могут быть столь же ненадежны, что и те, в ошибочности которых мы уже удостоверились. Не исключено, что нынешние воззрения ничуть не более истинны, чем идеи восемнадцатого столетия о природном совершенстве человека.
* * *
Разговор шел о В. Ф., которую все прекрасно знали. Она опубликовала томик страстных любовных стихов, посвященных явно не мужу. Всех веселила мысль, что ее роман протекал под самым его носом; окружающие отдали бы что угодно, лишь бы узнать, что почувствовал муж, прочитав наконец эти стихи.
Эта запись подтолкнула меня к созданию рассказа, который я написал сорок лет спустя. Он называется «Жена полковника».
* * *
Добродетели ценятся в зависимости от того, насколько они полезны обществу; а посему храбрость ставится выше благоразумия; человека, без всякой нужды рискующего жизнью, люди назовут славным малым, хотя и сорвиголовой. В храбрости проявляется душевная широта, а в благоразумии чувствуются хитрость и скупость. Зато слабость к спиртному не столь заметно влияет на общественное благоденствие и потому вызывает смешанные чувства. Если эта слабость не чрезмерна, она отнюдь не порицается (во всяком случае, в Англии), и мужчины не без самодовольства рассказывают, как напились в стельку. Пьянство принято осуждать лишь тогда, когда оно доставляет неудобства окружающим. Люди снисходительны к слабостям, которые могут быть им так или иначе выгодны: пустого бездельника, растрачивающего в бессмысленной погоне за удовольствиями время и деньги, будут звать добрым малым, а в крайнем случае скажут, что он — злейший враг самому себе.
* * *
Каждое поколение считает отцов и дедов энергичнее и добродетельнее собственных современников. Стенания о том, что люди теперь совсем не те, что прежде, можно обнаружить у Геродота, у писателей конца Римской республики, у Монтеня и у нынешних авторов. Дело в том, что человек ненавидит перемены и страшится их. Меняются лишь обычаи, а не люди.
Надо особенно настороженно относиться к тем идеям, которые кажутся наиболее самоочевидными и не требующими доказательств: они общеприняты, мы с детства наслышаны об их истинности, все окружающие принимают их беспрекословно, и нам поэтому в голову не приходит поставить их под сомнение. Тем не менее именно эти идеи и надо в первую голову взвешивать очень тщательно. Гипотезы одного поколения часто у следующего считаются нормой, сомневаться в которой нелепо. Однако идущее следом третье поколение отвергнет их как бесполезные, устарелые и глупые домыслы.
1902
Мне кажется, что люди, обычные заурядные люди, никак не соответствуют грандиозной идее вечной жизни. Со своими ничтожными страстишками, мелкими добродетелями и пороками они вполне на месте в повседневности бытия; но идея бессмертия слишком величественна, она не вмещается в форму столь скромного размера. Мне случалось наблюдать человеческую смерть, и мирную и трагическую, и ни разу я не заметил в последний миг ничего, что наводило бы иа мысль о бессмертии души. Человек умирает так же, как умирает собака.
