III
Среди тех организаций, которые во время войны поддерживали спокойствие в нефтяной промышленности, важное место занимало так называемое Нефтяное бюро, которое разбирало все жалобы рабочих и делало соответствующие постановления. Но теперь, когда война отошла уже в область воспоминаний, нефтепромышленники не желали больше оставаться под чьим-то контролем. Каждому американцу должно было быть предоставлено право самому вести свои дела. И разве могло быть какое-нибудь сомнение в том, что то жалованье, которое получали рабочие во время войны, было непомерно высоко и было необходимо его урегулировать? Несколько нефтепромышленников уже отказались повиноваться постановлениям этого Нефтяного бюро; эти вопросы передавались на разбирательство в суд, а тем временем рабочие протестовали и грозили, и всем было ясно, что кризис был уже не за горами.
В прежние времена Дж. Арнольд Росс был одним из сравнительно "маленьких людей", и роль Бэнни сводилась к тому, чтобы спокойно наблюдать за ходом совершающихся на его глазах событий. Но теперь отец его был одним из "олимпийцев" и сам принимал участие в ходе событий. И вот настал день, когда Исполнительный комитет Федерации нефтяных промышленников, одним из членов которого был Вернон Роскэ, единогласно решил больше не считаться с федеральным Нефтяным бюро и, совершенно игнорируя союзы нефтяных рабочих, установить новые ставки для рабочих нефтяной промышленности. Копия этого нового проекта находилась в руках м-ра Росса, и в среднем жалованье каждого рабочего было уменьшено на десять процентов против того, которое они получали во время войны.
Это должно было вызвать ожесточенную борьбу, и Бэнни, как только об этом узнал, решил, не говоря ни слова отцу, отправиться переговорить с м-ром Роскэ. Но так как это был разговор чисто делового характера, то он отправился в его контору и просил секретаря проводить его в кабинет нефтепромышленника.
"Великий человек" сидел за своей конторкой из красного дерева, на которой в этот момент ничего не лежало — ни бумаг, ни книг. Получалась такое впечатление, точно нефтепромышленник ничего другого не собирался делать, как только весело болтать со своим юным посетителем. Но едва Бэнни сказал: "М-р Роскэ, я пришел к вам сюда, в вашу контору, потому что мне нужно поговорить с вами о новых ставках нефтяных рабочих", — едва он произнес эти слова, как всякое подобие улыбки сбежало с лица м-ра Роскэ. Казалось, что его полное лицо вдруг осунулось, похудело, и если вы до этой минуты смотрели на него как на олицетворение жизнерадостности и веселья, то теперь вы видели перед собой совсем другого человека, строгого карателя малейшего нарушения той американской системы, успеху которой он содействовал.
Бэнни принялся рассказывать о настроении рабочих и о назревающих волнениях, но м-р Роскэ перебил его:
— Послушай, что я тебе сейчас скажу, Джим-младший, и не трать зря своего красноречия. Я знаю дословно все, что говорят рабочие, и все, чему их учит кучка большевиков. Я получаю каждую неделю подробный отчет. Я все знаю: и о твоем друге Поле Аткинсе, и об Эдди Пиатте, и о Джеке Деггане, и о всех других. Я знаю все то, что ты сам знаешь, и плюс еще многое другое, что тебе еще неизвестно.
Слова Роскэ так поразили Бэнни, что в первую минуту он не нашелся что сказать и молчал. И это было именно то, чего хотел его собеседник.
— Джим-младший, — продолжал он, — ты очень даровитый мальчик, и я уверен, что ты сумеешь стряхнуть с себя всю эту бессмыслицу. Я же со своей стороны хочу помочь тебе стряхнуть ее как можно скорее, так как это избавит тебя от многих страданий. И тебя и, главное, твоего отца, а он — соль земли. Я начал жить на свете на тридцать или сорок лет раньше, чем ты, и я имел время научиться многому, чего ты теперь еще не знаешь. Но когда-нибудь и ты это узнаешь. Твой отец и все мы, крупные нефтепромышленники, ведем это дело потому, что мы знаем, как надо его вести, и это так на самом деле и есть, это не пустые слова. Но несколько человек решили сбить нас с наших позиций, а для этого они считают нужным говорить рабочим зажигательные речи и доводить их до белого каления. И то, чего они хотят сейчас добиться, не ограничивается одной только прибавкой жалованья.
— Может быть, м-р Роскэ, но сейчас вопрос идет ведь не об этом…
— Извини, именно об этом. Ответь мне, пожалуйста, совершенно прямо: имеют ли в виду все эти твои приятели отстранить меня и твоего отца отдела и забрать в свои руки нашу нефтяную промышленность или нет?
— Ну, это… Если они об этом и думают, то только лишь как о конечной цели…
— Да. Именно. Но, насколько я знаю, — а я вполне в курсе дела, — они считают, что именно теперь-то и настало время добиваться этой "конечной" цели. А потому-то я и говорю: если они, сукины дети, надеются разрешить вопрос о жалованье так, как им этого хочется, а сами в то же время будут продолжать придумывать способы, как бы лучше меня обобрать, то они глубоко ошибутся, думая, что им удастся добиться своего. И если они очутятся на работах на джутовой мельнице Сан-Квентино, то могут быть уверены, что вносить за них деньги и извлекать их оттуда я не стану.
Говоря это, Вернон Роскэ глядел прямо в глаза Бэнни.
— Джим-младший, — продолжал он, — я прекрасно знаю все те идеалистические фразы, которыми "красные" стараются на тебя воздействовать. Все это очень красивые фразы, и цель их — благочеловечества. Но все они знают, что на самом деле это не что иное, как приманка, на которую они стараются тебя поймать, и если бы ты слышал, как они за твоей спиной над тобой же смеются, то понял бы, в чем тут, в сущности, дело. И я очень советовал бы тебе постараться выйти потихоньку из засады, пока еще не началась стрельба.
— Но разве вы думаете, что будет стрельба, м-р Роскэ?
— Твои друзья, большевики, кажется, этого желают. Мы добились того, что нам было нужно, а они желают все это у нас отнять.
— М-р Роскэ, во время войны, когда мы нуждались в нефтяных рабочих, мы им обещали…
— Прости, дитя, это не так. Мы, нефтепромышленники, не давали никаких обещаний. Плаксивый профессор с лошадиной физиономией пообещал за нас. Но сейчас мы со всем этим покончили. В президенты мы теперь получили настоящего делового человека, и страной будут теперь править по-настоящему. Должен тебе сказать, что мне чертовски надоело покупать всех этих лидеров рабочей партии, и я рад возможности вести дела более дешевым способом.
Бэнни был поражен.
— Неужели это правда, м-р Роскэ? Правда, что вы могли купить лидеров рабочей партии?
Верн перегнулся через конторку и своим толстым пальцем погрозил Бэнни.
— Дитя, — сказал он, — узнай раз навсегда, что должностных лиц всякого сорта можно купить так же точно, как и политических деятелей и вообще всех тех, кого кучка олухов избирает на все наиболее ответственные должности. Я знаю, что ты сейчас думаешь: "Этот Роскэ, бывший живодер, человек без идеалов, приобрел себе целый бочонок золота и вообразил, что с его помощью он может сделать все, что ему вздумается". На самом же деле это не совсем так, мой мальчик. Дело тут не в самих деньгах, а в том, что у меня достаточно мозгов, чтобы эти деньги добывать и употреблять с толком. Деньги не представляют собой никакой силы, пока они не употреблены на то или другое дело, и если я могу купить себе власть, то это только потому, что люди знают, что эту власть я использую как должно. Иначе они мне ее и не продали бы. Тебе это ясно теперь?
